Наталья Андреева - Раб лампы

— Журнал «Звездная пыль», светская хроника. Маргарита, вы передумали разводиться?

— Да, у нас все в порядке, — ответил за нее Дере. — Мы с женой планируем романтическое путешествие. В знак окончательного примирения.

— Вы будете выступать в суде?

Она беспомощно посмотрела на Дере.

— В каком суде?

— Ну как же? Суд над вашим любовником! Как скоро он состоится?

— Это не мне решать. Ведется следствие.

— Ну так вы будете выступать с речью?

— Разумеется, будет! — заверил Дере.

— А заседание будет открытым или закрытым?

— Конечно, открытым! — продолжал отвечать за обоих супруг.

— Но ведь пикантные подробности ваших отношений…

— Без комментариев! — отрезал Дере. — Вот когда суд начнется, тогда и поговорим!

— Надеюсь, журнал «Звездная пыль» может рассчитывать… — защебетала журналистка.

Остальные репортеры жадно ловили каждое слово.

— Может. — Дере кивнул. — Все могут.

Давид внимательно следил, чтобы никто не задел хозяйку. Одного особо ретивого товарища оттер широченным плечом. Вертлявая девица в алом топе подскочила к нему и пискнула:

— Приветик! Что, старая любовь забыта?

— Исчезни, — мрачно сказал Давид. — Я на работе.

— Ха-ха! А ты не теряешься! Ну и как дела в суде?

— В каком суде? — Маргарита резко обернулась.

— А вы разве ничего не знаете? — Девица сделала удивленное лицо.

— Исчезни, — повторил Давид.

В это время подошли знакомые дамы. Начался ритуал обмена любезностями и поцелуями.

— Как ты замечательно выглядишь!

— Постройнела!

— Похорошела!

— Какое платье!

— Какая прическа!

— Колье!

«В каком суде?» — напряженно думала Маргарита, косясь на Давида. Но ее уже закрутило. Народу было много, зал полон. Солировала, разумеется, именинница. Ноги-циркуль размечали сцену, не прерываясь ни на секунду. Гремела музыка, звучал тоненький голосок Дэвы, многократно усиленный микрофоном. На фальшивые ноты внимания никто не обращал, спиртного было залейся, и причем разного. Всем гостям презентовали новый диск певицы и еще пакет с подарками. Угощение было отменным и щедрым: икра ведрами, мясо, тушенное в вине, тазами, красная и белая рыба -блюдами размером с колесо внедорожника. Гуляли широко.

— А сколько ж лет? — спросил один из гостей.

— Юбилей, — ляпнул кто-то.

— Как юбилей? Круглая дата? А сколько?

«Сорок», — усмехнулась про себя Маргарита.

— Ах, тридцать лет, это так грустно! — соловьем заливалась Дэва. — Была девушка, стала женщина!

— Когда она стала женщиной, боюсь, я еще не родился, — сказал кто-то в шаге от Маргариты Мун. Она обернулась: парень лет двадцати. Льняные кудри, ангельские глаза, знакомое лицо. Актер? Он не так уж и неправ. Если Дэве стукнуло сорок…

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дере, на минуту оказавшись рядом. — Я уже оговорил твой скорый отъезд. Ранение, мол, и стресс, полученный от известия о смерти лучшей подруги.

— И когда я смогу уехать?

— Еще чуть-чуть.

— Хорошо…

Разбились на группы. Застолье перемежалось обменом любезностями в положении «стоя с бокалом в руке». Со всех сторон слышалось: «Потрясающе выглядишь!», «Твой последний диск супер!», «Шикарный костюм!» Она держалась рядом с людьми солидными, своими ровесницами и теми, кто постарше. Дэва же тянулась к молодежи. Выглядела она намного моложе своих лет и была худа, как все модели. Ходили слухи, что у нее гастрит или того хуже — язва желудка, отсюда и болезненная худоба. Сама Дэва категорически это отрицала. Как и большинство присутствующих здесь «випов», она чуралась бедности и болезней, всячески подчеркивая свою элитарность. Это, мол, не про нас. Мы, люди преуспевающие, рождаемся с песней на устах, а не с воплем, идем за путеводной звездой, а не туда, куда укажут, денег столько тратим потому, что этого добра завались, а не затем, чтобы заметили. И все мы такие независимые и элитарно-утонченные…

— Я телевизор не смотрю, газет не читаю. Пошлость, мерзость, сплошная грязь. Окна занавешиваю, думаю о возвышенном. — Она обернулась. Известная актриса, дама в возрасте. — Как раньше было хорошо! Все думали о высоком. Тянулись к культуре, ловили каждое твое слово. А сейчас? Как низко пали женщины! Они не имеют понятия о правилах хорошего тона! Из окна, — которое занавешено, отметила Маргарита, — я увидела вчера трех девиц. Одетых — вы только подумайте! — в облегающие платья! Короткие юбки! Туфли на шпильках! И везде блестки! На волосах лак! В таком наряде надо ходить в рестораны, на приемы. А они? Белым днем! Я уже не говорю о том, что все три были ярко накрашены!

— Да, да, да, — закивали соседки.

Она не выдержала.

— А вы не допускаете мысли, что ресторан им не по карману, а на приемы их просто не зовут? Но ведь красиво одеться хочется! Они женщины, и они молоды!

— Но не в магазин же! Не днем!

— А куда? Если больше некуда! И в магазин, и на работу. Всем хочется праздника, и им тоже. Не все живут так, как вы. Некоторые ходят пешком. И пользуются общественным транспортом. Вы удивитесь, но таких людей очень много.

— Но ведь для яркого макияжа есть вечер!

— Вечером они валятся на диваны от усталости, если одиноки, или встают к кухонной плите, если замужем. Идут в ванную стирать. Потому что утром снова на работу. А в праздники строгают салаты и моют горы грязной посуды после гостей. И пусть они днем ходят на шпильках, если силы есть!

— Но есть правила хорошего тона…

— Главное из которых — не завидовать.

— Чему же я, по-вашему, завидую? — вскинулась актриса. — Их вульгарности?

— Их молодости.

Маргарита поймала на себя осуждающие взгляды: как это бестактно напоминать женщине о возрасте! А не бестактно осуждать народ, за счет которого живешь? Обвинять в пошлости и глупости только потому, что на твои спектакли не ходят? А понять их не пробовали? В метро потолкаться, в маршрутном такси проехаться, на оптовый рынок сходить. Глядишь, и нужные слова найдутся. Хорошие манеры от хорошей жизни. И это придет. Но потом…

— Лучше уж этой молодостью пользоваться, -ехидно сказал кто-то.

— Покупать, — поддакнула актриса.

— Что я покупаю? — Она побагровела.

— Известно что: любовь.

— А потом в нас за это стреляют. Бедный мальчик!

— Да уж, не у всех хватает наглости делать себе пиар, рассказывая о постельных отношениях с юным любовником.

— На двадцать лет моложе!

— О сексе втроем.

Она резко развернулась и отправилась искать Дере. Никто не верит, что они с Сеси любили друг друга. Одни говорят: пиар. Другие думают как Давид: звезды распущенны, не стесняясь изменяют направо-налево. Заводят интрижки с прислугой. Она обернулась.

— Давид?

— Я здесь. Рядом.

— Поедем домой.

— Обиделись?