Наталья Андреева - Стикс - 2

— О «Стиксе». Или икс-транквилизаторе Саранского. Как вам угодно.

— Но я ничего не знаю!

— Да бросьте. Как получали газ курьеры? Кто переправлял его в Р-ск? Послушайте, вы вообще жить хотите?

— Но…

— То, чем вы так беззастенчиво распоряжались, вам не принадлежит. И Саранскому тоже. Ему простительно: он был сумасшедший. Возомнил себя Богом. Решил, что всех обманет. Вы знаете, что он собирался за границу?

Как за границу? Она вздрогнула.

— За границу?

— Его документы лежат в американском посольстве. Он сумел вывезти деньги из страны. На его имя в иностранном банке открыт счет. Вы знаете сумму? Я вижу, Алексей Петрович, что вы не в курсе. Саранский вообразил, что ему позволят уехать.

— Он о… один туда собирался?

— Да. Ас кем?

Ей хотелось заплакать. А что было бы с ней? Умер он или выбрался бы из пламени, ее судьба от этого не менялась. Ее вычеркнули из списка живых. Давно уже вычеркнули.

— Ни вас, ни любовницу он брать с собой не собирался. Его открытие действительно значительное. Хотя не будем преувеличивать. Его еще надо довести до ума. И все проверить. Но за границу это уйти не должно. Ни при каких условиях. Мы и так много потеряли. Утекали кадры, терялись научные открытия, сделанные нашими учеными. Но теперь с этим покончено. И у нас есть деньги, чтобы финансировать дорогостоящие эксперименты. Мировая слава — это тоже товар. И то, под каким флагом сделано открытие, имеет огромное значение. Он этого не понимал, ему простительно. Гении — это люди не от мира сего. Им безразлично, кто финансирует эксперименты и кому принадлежит результат их деятельности. Они полагают, что им. Это заблуждение. Им принадлежат только деньги, полученные за работу. И слава первооткрывателя. Но прибыль принадлежит тому, кто вложился в исследования, рискнул своими деньгами. Препарат должен быть нами же и запатентован. Когда он только-только начинал работать над «Стиксом», был заключен соответствующий договор. Саранский его нарушил. Но вы-то, Алексей Петрович! Ведь вы-обычный человек. И, к счастью, не сумасшедший. Отдайте то, что вам не принадлежит. И покончим с этим.

— Но у меня ничего нет! Клянусь!

— А у кого есть?

— У нее. У Ольги. Я так думаю.

— Думаете или уверены?

— Она сказала… Когда горел дом… Сказала: хорошо, что я побывала там раньше.

— Она могла сказать это сгоряча. Будучи в расстроенных чувствах. Ведь все сгорело.

— Я это и пытаюсь выяснить, — оживился Ладошкин. — Вот уже несколько дней я завожу разговор о «Стиксе».

— И как?

— Пока никак.

— Она куда-нибудь отлучается?

— Мы все время вместе. Думаете, я не понимаю? Если у нее где-то тайник, как только я уеду на работу, она сразу туда. В моем доме бумаг нет. Ни бумаг, ни диска, куда она могла бы скопировать его записи. Сюда она приехала с маленькой сумочкой, в вечернем платье и прозрачной накидке. Сумочку я проверял, — торопливо сказал он. — Пусто. Я ни на шаг ее не отпускаю.

— А как же аптека?

— Но…

— Вот видите.

— Как только она приедет, я…

— Хорошо. У вас есть две недели. Первое, что вы сделаете, экспертизу ДНК. Я имею в виду обгоревший труп. Надо знать наверняка, он это или не он. Больше никаких случайностей. От этого человека всего можно ожидать. Мы хотим знать наверняка, жив он или умер. Физико-технической экспертизы недостаточно.

— Что это: физико-техническая?

— Фотографию черепа трупа, если он имеется, сравнивают с прижизненной фотографией. Но этого недостаточно. У него есть родственники?

— Д-да. Мать.

— Навестите ее. Нам нужны ткани на анализ.

— А… деньги?

— Как-как?

— Это дорогостоящая экспертиза. И… Я могу рассчитывать на какую-то компенсацию? Ведь мои по… потери…

— Можете. При одном условии. Если докажете, что это принадлежит вам. Не бандиты же мы. Докажите, что законно всем этим пользовались, и тогда…

— Нет-нет. Я не хочу никаких разбирательств. Тем более в… суде? Ведь вы на это намекаете?

— Намекать — не моя работа. Я вам объясняю, как вы должны поступить. По закону не хотите, а без закона есть только право сильного. Можете им воспользоваться. У вас две недели. Больше она не вытерпит. На ее счету почти нет денег.

— Откуда вы знаете?

— Алексей Петрович…

— А… если с ней поговорить?

— Ну поговорите. — В голосе того, кто задавал вопросы, ей почудилась насмешка.

— Может, ее… Пригрозить, а? Применить силу? И она все скажет…

— Вам что, не жаль ее? Красивая, кажется, женщина. Она ведь теперь, кажется, ваша любовница?

— Любовницу я и другую найду.

— А жизнь — она одна. Понятно. А если у нее ничего нет?

— Есть, я уверен!

— Ну хорошо. Если в течение двух недель она не наведается в свой тайник… Ее все равно надо убирать. Она уж слишком много знает. Так сложились обстоятельства. Ее уже нет. Все ее вещи и документы сгорели. Нет смысла восстанавливать в правах этого человека. Проще оставить все, как есть. Дешевле. Ведь вы же умеете считать деньги? Или вы сами будете этим заниматься? Ею, ее документами?

— Я? Нет. Я не… не буду. Мне все это и так недешево обойдется.

— Ну вот и решили.

Круг замкнулся. Когда услышала эту фразу, дрожь в ногах прошла. Терять больше нечего. Она все так же осторожно, прячась за кустами, стала отходить к калитке. По крайней мере, дали две недели. А может, рассказать им все? Все, что она знает? Толку-то? Это ничего не изменит. Она им не нужна.

Села в машину, замерла. Послышались голоса. Она открыла «бардачок». Пистолет по-прежнему лежал там. Машинально потянулась к нему. Толку-то.

Хлопнула дверца, заурчал мотор. Она сидела, не дыша и не шевелясь. Уехали. Перевела дух и закрыла «бардачок». Еще какое-то время посидела в машине. Потом завела мотор, обогнула дом и въехала в ворота. Шла по тропинке, сжимая в руке брелок. Плавники серебряного дельфина впивались в ладонь. Но боли не чувствовала. Он встретил на крыльце. Улыбнулся фальшиво:

— Уже вернулась?

— Да.

— Купила, что хотела?

— Да, все в порядке.

«Это меня уже не волнует. Не сейчас». Она шла в гостиную, Ладошкин следом. Положила ключи от машины в сумочку, кинула ее на диван и машинально поправила выбившуюся из прически прядь волос. Вот здесь все и случилось. Где сидел он? А где они? Было ли у них оружие? Скорее всего. Ведь он был так напуган. До сих пор у Лешки губы дрожат. Глядя на ее сумочку, лежащую на диване, он сказал:

— Я подумал, что нам надо развеяться. Извини меня за утреннюю ссору. Я был не прав.

— Что ты! Это я была не права. А насчет развеяться…

Она взяла с полки маникюрный набор. Машинально достала ножнички и принялась срезать ногти.

— Что ты делаешь?!

— А что такое? — спросила равнодушно, не прекращая орудовать ножницами.

— Твои ногти! Ты же так над ними дрожала!