Наталья Андреева - Вид на жительство в раю

— Тренируюсь каждый день. У меня под диваном штанга.

Я заглянула под диван. Там и в самом деле лежала штанга. А под подушкой что — гантели? И я с сожалением сказала:

— Из-за меня ты долго не сможешь тренироваться. Рука-то сломана!

— Пустяки! Зарастет как на собаке! Три недели -и порядок. Буду временно вдохновлять своих учеников не личным примером, а силой слова. Тем более что после каникул у меня прыжки в высоту, -серьезно сказал он. — Вид спорта, в котором я не силен.

— А в каком силен?

Он улыбнулся:

— Что мы все обо мне да обо мне? Расскажи о себе, Галя. Как твоя фамилия?

Я вспыхнула. Признаться, за то время, что Андрей болел и преимущественно спал, я не только разжилась вещами любовницы мужа, но и заглянула в его документы. Нашла паспорт. Орлов Андрей Алексеевич действительно был прописан по этому адресу и родился, как и сказал мне, в городе Москве, в том же году, что и я, в том же месяце и… с разницей в один день! По гороскопу мы были одного знака Зодиака, и в этом году, как я недавно прочитала, нас обоих ожидали большие перемены. В частности, переезд. Вы верите в такие совпадения? Я нет, поэтому очень удивилась. Хотела было поделиться с ним своим открытием, но… Но не говорить же Андрею, что я заглядывала без разрешения в его паспорт!

— Галя? — настойчиво спросил он. — Ты мне ничего не расскажешь?

Неожиданно для себя я заревела. За эти несколько дней он стал мне так близок, что я готова была рассказать ему все, все, все. Начиная с самого начала. С истории моего замужества. Но он меня остановил:

— Не хочешь — не говори. Я тебя не гоню.

— Отсюда? — улыбнулась я сквозь слезы.

— И отсюда тоже. Живи сколько хочешь. Лучше, если ты будешь у меня под присмотром.

— Я обещаю все тебе рассказать. Мне только надо собраться с силами.

— Я тебя не гоню, — повторил он. — В смысле -не тороплю. Скажи только: тебе не надо никуда ехать?

— Уже нет.

— Вот и хорошо! — обрадовался он. — Наконец-то хозяйка в доме появилась! Тебе никогда не говорили, что ты замечательная?

Такие простые слова, но как же от них стало тепло! Он оценил, что я замечательная хозяйка! Умею все! Стоило пройти через все испытания! Галя Зайкина, ты молодец!

— И еще ты очень красивая, — тихо добавил он.

Тут уж я не выдержала.

— Ты меня обманываешь, Андрей. Я знаю себе цену.

— Нет, ты ее не знаешь. На месте твоего мужа я бы хорошенько подумал, прежде чем тебя отпускать.

Он смотрел на меня странно. Глаза потемнели, я чувствовала, что куда-то падаю. Лечу. Неумолимо в пропасть. А на самом деле нагибалась к нему, а мои губы тянулись к его губам. Это был наш первый поцелуй, но далеко не последний…

— Можно к тебе, Вася?

— Заходи, Владимир Иосифович.

Семенов закрыл дело и отложил его в сторону. Опять этот Пенкин! И опять удивил. Собакин сел на стул и тяжело вздохнул:

— В карьере каждого следователя случаются такие вещи.

— Не понял. Какие вещи, Владимир Иосифович?

— Если бы я вчера вечером поехал в следственный изолятор, сегодня бы этого не случилось.

— Не случилось чего?

— Помнишь, я говорил тебе о деле супругов Конановых? О том, что я задержал киллера? И что это было убийство из мести, а вовсе не заказное? Имитация.

— Ну. Помню.

— Так вот. Он сегодня ночью повесился в камере. Илья Кошкин. Который пытался подделаться под профессионального убийцу.

— А причина?

— По предварительному заключению судмедэксперта, подвергся насилию сокамерников. На теле синяки, ссадины, ну и так далее. Не выдержав надругательства над собой, он и… В общем, понятно.

— Киллер? Насилию? — откровенно удивился Семенов. — Что-то я такого не припомню!

— Да какой он киллер! — в сердцах сказал Собакин. — Лох! Ты бы его видел!

— Постой-ка… Фу ты! Заработался! — Семенов хлопнул себя по лбу. — Мне ж доложили о происшествии! Из СИЗО сообщили. В камере, где сидит Пенкин, ЧП. Мужик повесился. Идет разбирательство. Пенкин в карцер загремел.

— Он что, участник? Инициатор группового изнасилования?

— Выступал много. Выяснялки же идут. А этот Пенкин как бойцовский петух. Никакого сладу с ним нет.

— Дурак я, дурак, — сокрушался Собакин. — Ну зачем я попросил перевести Кошкина в другую камеру?

— А зачем, Иосифович?

— Как говорится, ты мне, я тебе. Кошкину было некомфортно там, где он раньше обитал, я его и перевел.

— Значит, его изнасиловали, и он повесился, -задумчиво сказал Семенов. — Что ж, все вроде бы в норме. А?

— Да. В норме. Разорвал на полосы ткань, скрутил петлю. И на решетке… Ночью…

— Ну, не переживай так, Иосифович.

— Почему я к нему вчера не пошел?!

— Вчера ты был занят. Рабочий день не резиновый, не растянешь. Зато дело теперь закрыто.

— Да. Выходит, что так. За кончиной Кошкина. Он убил, в этом нет никаких сомнений. Факт не отрицал. Мотив… Мотив тоже налицо. В том, что это никакое не заказное убийство, я убежден. И доказал это. С юристом тоже все понятно. Сбежала, как только узнала о покушении на шефа. Со счета в банке сняла все до копейки. На последнем допросе Кошкин был подавлен, говорил о том, что жизнь ему не мила. Это зафиксировано в протоколе. Проблемы с женой. Та его бросила, и Кошкин переживал. Очень уж любил ее. А тут еще и это: групповое изнасилование. В его самоубийстве нет никаких сомнений. Что ж, в деле Конановых с чистой совестью можно поставить точку.

— Ну вот видишь! Нет худа без добра!

— Как-то вовремя все случилось, Вася. Черт его знает! Интуиция мне подсказывает, что очень уж вовремя. И все довольны. Конкуренты получили фирму Конанова, мы получили убийцу, тот в тюрьме повесился — и дело в шляпе! К полному удовлетворению обеих сторон. Редкое везение. Все как по нотам.

— А что тебя смущает?

— Автор сего шедевра. Это ж Моцарт!

— Ну перестань. Ты честно отработал все версии.

— Да. Совесть моя чиста.

— Ну и успокойся. Что у тебя, работы мало?

— Работы много, — сердито сказал Собакин. -Видишь ли, в чем дело, Вася. Когда тебя, опытнейшего следователя, разводят, как мальчишку… У меня тоже есть самолюбие.

— Но нет доказательств, что тебя развели. Начальству доложил?

— Нет еще. Наверху, конечно, обрадуются. Все закончилось к взаимному удовлетворению сторон, я же сказал. Ох, кто-то здорово на этом сыграл! На том, что высокое начальство волнуют показатели. Но… Против фактов, как говорится, не попрешь. У меня нет ни малейшей зацепки. Все чисто. Пасьянс, как говорится, сошелся.

Об увлечении Собакина пасьянсами знали все. Он мог часами терпеливо перекладывать карты, собирая по мастям, и в это время раздумывать над очередным уголовным делом. Раз уж такой въедливый человек, как Собакин, говорит, что пасьянс сошелся, значит…

— Вот и отлично! Радуйся, Владимир Иосифович! Надо бы это дело обмыть, — решительно сказал Семенов. — И… забыть.