Милан Николич - Современный югославский детектив

— Ревнивый? Побойтесь бога! Я ревную?! К кому? К тому ловеласу? — Последнее, видимо, относилось к Ромео. — Неужели вы думаете, что на меня произвела впечатление его тирада о Джульетте? Неужели вы думаете, что он представлял себе настоящую Джульетту? Неужели вы думаете, что мне неизвестны шекспировские стихи? Вы помните, с какими словами он обратился к моей Юлиане?

Он смотрел на меня невидящим взором. Лицо, делавшее его похожим на Фернанделя, вдруг стало красивым.

— Я — как Сирано де Бержерак. Нас не украшают красота и страсть, нас красят разум и любовь. Я стану археологом, буду изучать оставленную человечеством память о себе… Но я человек, из плоти и крови, человек, который, с вашего позволения, знает, что такое любовь и верность…

Он замолчал, поставил ферзя именно на ту клетку, откуда, как я предполагал, он будет являть для меня наиболее серьезную угрозу, и продолжил:

— Кому не известна история Ромео и Джульетты?! Все влюбленные воображают себя Ромео и Джульеттой. Готовы жертвовать жизнью…

Как блестели его глаза! Этот человек, подумалось мне, убежден, что для своей Джульетты он Ромео. А может, он просто безумец? Дальнейший ход его рассуждений укрепил возникшее у меня подозрение.

— Неужели вы думаете, что я не знаю стихов, которые прочитал Ромео? Больше того, я знаю лучший перевод! А хотите в оригинале?

Я люблю Шекспира. Археология требует знания языков. Английский я знаю почти как родной. Всего Шекспира я прочитал на английском. «Отелло» помню, наверное, целиком. Прочитать вам мои любимые строки? Послушайте:

— Гм! Черный слон готовит вам сюрприз, — пробормотал я.

— Неважно! — усмехнулся Нино. — Шахматы — это игра. А жизнь есть жизнь. И мне придется вам объяснить, почему я бил Юлиану по щекам…

— Я лицо неофициальное, — казалось, я оправдывался, — и вы вовсе не обязаны передо мной исповедоваться…

— Я проверяю себя, — ответил юноша с улыбкой, так украшавшей его удлиненное лицо. — Мы с Юлианой… ну, как бы это сказать… мы любим друг друга… Внимание, я готовлю вам ловушку. — Он держал в руке белого слона. — Она ждала ребенка. Нашего! Понимаете? Мы студенты, оба из провинции. Юлиана выросла в патриархальной семье с Далматинских островов, они перебрались в Сплит, где под маминым крылышком и прошло ее детство. Затем она уехала в Загреб учиться… Она — будущий архитектор, я — будущий археолог… И оба бедны как церковные мыши… Я мечтал о том, как буду раскапывать древние города, а она — создавать новые. Знаете, есть у нас комнатушка под крышей, бывшая голубятня… Юлиана навела в ней уют… превратила в райский уголок…

«Как мысли о любви красят человека!» — подумалось мне.

— И все же то был не рай, — рассказывал Нино. — Чистоту Юлиане удавалось поддерживать, однако от мышей мы избавиться не могли… Знаете, дом ужасно старый, построенный в незапамятные времена, он весь пропах мышами… Как-то ночью Юлиана шепнула: «Твоя рука!» Потом вскрикнула: «Мышь!» А это давал о себе знать наш ребенок… — Нино на секунду замолчал. — Я отвлекаю ваше внимание, предупреждаю: опять готовлю вам ловушку. Я неплохо играю в шахматы! — Он продолжал: — Ночи напролет мы с Юлианой думали, искали выход. Хотели оставить ребенка, хотя было очевидно, что для нас это почти невозможно… У меня брат в Белграде, врач… он отговаривал Юлиану… она была уже на четвертом месяце… Она упрямилась… Мой брат пытался, предупреждал о последствиях: потом она никогда не сможет стать матерью… Но Юлиана решила… Будьте внимательны, вам грозит мат…

— Велика важность! — Его рассказ занимал меня куда больше, чем шахматная партия.

— Ну и вот, операция была тяжелой. Юлиана потеряла много крови. Брат уговаривал нас пожить в Белграде. Мы выдержали неделю, а потом просто-напросто сбежали. В Белграде у нас еще были деньги… Но на возвращение в Загреб уже не осталось… Поэтому мы голосовали на шоссе… Нам хотелось поскорей вернуться в наш райский уголок на чердаке, к нашим мышам… Юлиане в машине стало хуже. Она стойко терпела до Новской. Когда вышла из машины, мне показалось, она теряет сознание. Все были заняты дракой между шофером и этим, с бензоколонки, а я хлопал по щекам Юлиану, чтобы привести ее в чувство… Немцы проявили любезность, пригласив ее отдохнуть в свой номер… Вот, пожалуй, и все…

У меня не было оснований не верить Нино, однако осторожность заставляла подумать, что у каждого преступника найдется убедительная история для доказательства невиновности. Словно угадав мои мысли, Нино спросил:

— Вы мне не верите?

— Ну, почему же? У меня нет причин вам не верить. В самом деле, у вас не было оснований ревновать к Ромео…

— Какой Ромео! Какая Джульетта! — Нино нервно рассмеялся. — Шекспировская сказка не имеет к нам ни малейшего отношения. — Он замолчал, с лица исчезла улыбка. — Надо взглянуть, как она там… Ей тоже предстоит эта утомительная процедура допроса.

— Погодите. Дойдет очередь, тогда и разбудите.

Нино попытался улыбнуться, но улыбка на этот раз вышла похожей на гримасу.

— Нас крепко связывает смерть нашего ребенка… Мечтаете о маленьком червячке, и вдруг теряете его еще до того, как он обрел человеческий облик. Я хочу, чтобы Юлиана поскорей забыла об этой утрате… Время поможет… Несомненно! Мне кажется, Шекспир написал эти строки для нас:

Я сейчас вернусь. — Нино встал. — Пойду посмотрю, приняла ли она лекарство. И… надо ее подготовить…

В дверях он столкнулся со Степаном Прпичем. Нино посторонился, пропуская его. Следом за Прпичем вошел милиционер. Он приблизился к столу, где сидели Штраус, Розмари и Чедна.

— Господин Штраус, будьте любезны пройти в кабинет, — услышал я его вежливый голос.

А затем голос немца, на своем языке успокаивающего дочь.

— Вы ведь побудете с моей Розмари, пока я не вернусь? — обратился Штраус к Чедне.

— Разумеется, — успокоила она немца. — Розмари в надежных руках…

Штраус вышел из гостиной, разминувшись в дверях с официантом.

— Вам понравилось виски, господин? — осведомился тот.

— Мне у вас все нравится! — сердито бросил Штраус.

Прпич тем временем — на этот раз без спросу — уселся за мой столик и молча наблюдал, как я расставляю на доске шахматные фигуры. Не прерывая своего занятия, я спросил:

— Ну, как все прошло?

— Никак! Мы больше молчали, чем разговаривали.

— Вы честно ответили на все вопросы?

— Да! По сути дела, Сенечич мне задал лишь два серьезных вопроса. Первый — я ли убил Ромео? Ответ: нет! Второй — правда ли это? Ответ: да!