Донна Леон - Друзья в верхах

— Что будет лучше, если они никогда больше не услышат о том, что он собрался пойти в полицию.

Патта замолчал и закрыл глаза, не желая продолжать.

— А иначе?..

Ответ последовал не сразу.

— Угроз не было. Да в них и нет необходимости.

«Что правда, то правда», — мелькнуло в голове у Брунетти.

Внезапно его охватило желание оказаться где-нибудь в другом месте, где угодно, только не здесь. Он бы даже согласился вернуться в комнату, где лежали Зеччино и мертвая девушка. К ним он испытывал искреннюю жалость. А сейчас при виде этого человека в душе комиссара рождалось что-то вроде чувства удовлетворения. Ему было немного стыдно, однако он не мог это чувство подавить.

— Он употребляет или только продает? — спросил он.

Патта вздохнул:

— Не знаю. Понятия не имею. — Брунетти не сомневался, что Патта лжет, пытаясь прикрыть сына, и дал ему время одуматься; через минуту тот нехотя бросил: — Да, употребляет. Я думаю, кокаин.

Несколько лет назад, когда он еще был менее изощрен в искусстве задавать вопросы, Брунетти попросил бы подтвердить, что юноша к тому же и продает наркотики, но теперь принял слова вице-квесторе как данность и поинтересовался:

— Вы говорили с ним?

Патта кивнул:

— Он напуган. Хочет спрятаться у бабушки с дедушкой, но и там он не будет в безопасности. — Он посмотрел на Брунетти. — Эти люди должны поверить, что Роберто ничего не скажет. Это для него единственный шанс спастись.

Брунетти пришел к такому же выводу и уже обдумал, как нужно поступить. Придется инспирировать другой газетный материал. Там будет сказано: в полиции подозревают, что полученная информация оказалась ложной, поскольку не удалось выявить связь между смертью студента от передозировки и человеком, несущим ответственность за продажу наркотиков. Скорее всего, это убережет Роберто Патту, но в то же время похоронит надежду, что брат — или кем он там ей приходится — Анны Марии Ратти придет в полицию и расскажет о людях, которые продали ему наркотики, убившие Марко Ланди.

Если комиссар не вмешается в ситуацию, в опасности будет жизнь Роберто, а если такой материал появится, Анна Мария до конца дней будет влачить груз вины за свою, хоть и косвенную, причастность к смерти Марко.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Брунетти, и Патта поднял голову и впился глазами в его лицо.

— Как? — резко спросил он. — Каким образом?

— Пусть это вас не волнует. Я позабочусь об этом, — повторил Брунетти.

Он говорил твердо, уверенно, надеясь, что убедит Патту и тот покинет кабинет без совершенно ненужных комиссару выражений благодарности.

— Если сможете, попытайтесь положить его в специальную клинику.

Он увидел, как робкая улыбка признательности сползла с лица Патты. Вице-квесторе был возмущен: он не привык выслушивать советы от подчиненных. Брунетти мечтал лишь о том, чтобы тягостная сцена поскорее закончилась.

Раздувшись от негодования, Патта вышел из кабинета.

Поеживаясь от неловкости, Брунетти в очередной раз позвонил своему знакомому журналисту и поговорил с ним, ежеминутно ощущая, что его долг растет. Когда придет время оплатить его (а комиссар ни минуты не сомневался, что такое время настанет), это обойдется ему недешево: в лучшем случае необходимостью поступиться принципом, в худшем — пренебречь законом. Однако отступать было некуда.

Брунетти собирался идти на обед, но тут зазвонил телефон, и возбужденный голос доктора Карраро затараторил комиссару в ухо. Десять минут назад в отделение неотложной помощи позвонил какой-то человек: сегодня утром он прочитал в газете статью и хочет знать, правдивы ли сведения об экспериментальном растворе. Карраро уверил звонившего, что все так и есть: разработанное недавно лекарство дает надежду на спасение тем, кого укусил ВИЧ-инфицированный.

— Вы думаете, это он? — спросил Брунетти.

— Не знаю, — ответил Карраро. — Но он казался очень заинтересованным и сильно нервничал.

Сказал, что обязательно сегодня придет. Что вы собираетесь делать?

— Приду к вам прямо сейчас.

— А что делать мне, когда он явится?

— Задержите его в больнице. Тщательный осмотр, анализы… ну придумайте что-нибудь!

Выходя, Брунетти заглянул в комнату для младшего офицерского состава и приказал немедленно направить к входу в отделение неотложной помощи Оспедале Сивиле двух полицейских и катер.

Дорога в больницу заняла у него всего лишь десять минут, и когда он туда добрался, то объяснил дежурному, что ему надо пройти в отделение так, чтобы ожидающие пациенты его не видели. Должно быть, выражение лица комиссара свидетельствовало о безотлагательности дела, потому что дежурный покинул свою застекленную каморку и повел Брунетти какими-то закоулками и узкими коридорами. Вскоре они оказались в сестринской комнате отделения неотложной помощи.

Дежурная сестра сначала взглянула на Брунетти удивленно, но Карраро, видимо, предупредил ее, что ждет необычного посетителя. Она встала из-за стола и прошептала:

— Он с доктором Карраро. — И она показала на дверь, ведущую в процедурную. — Там.

Брунетти без стука открыл дверь и вошел. Карраро в белом халате склонился над крупным мужчиной, лежащим на кушетке. Рубашка и свитер пациента были брошены на спинку стула. Карраро стетоскопом прослушивал его сердце, и, поскольку уши доктора были закрыты, он не услышал, как вошел Брунетти. Лишь минуту спустя, по тому, как забилось сердце пациента, доктор понял, что они не одни, и, обернувшись, коротко кивнул комиссару.

Брунетти заметил, что тело лежавшего напряглось, а выражение лица резко изменилось. Он разглядел также воспалившуюся рану на внешней стороне его правого предплечья: овал, а по контуру симметричные отметины, похожие на застежку-молнию.

Брунетти молчал. Человек на кушетке закрыл глаза и расслабился, его руки безвольно лежали по сторонам, он как будто спал. Брунетти отметил, что Карраро надел резиновые перчатки. Завершив прослушивание, Карраро отошел к стеклянному столику, положил на него стетоскоп и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

Брунетти сделал шаг по направлению к кушетке, но предпочел все же остаться на приличном расстоянии: человек выглядел настоящим силачом. Мышцы его груди и плеч были мощными и тугими, как будто он десятилетиями занимался тяжелой физической работой. Брунетти бросились в глаза его громадные руки и странное, отсутствующее выражение лица. Уши у этого великана были очень маленькие, да и голова странной цилиндрической формы казалась на размер или даже два меньше, чем полагалось бы его сильному телу.

— Синьор, — окликнул наконец Брунетти.

Лежащий открыл глаза и посмотрел на комиссара. Взгляд этих темно-карих глаз отчего-то напомнил Брунетти, как настороженно, исподлобья оглядывается вокруг медведь. «Что за дурацкая ассоциация! — одернул себя комиссар. — Очевидно, она выскочила потому, что этот человек такой… такой огромный. Просто гигант».