Алина Егорова - Ангел-хранитель

– Даниил Сергеевич, вы для нас – важный свидетель. Хотелось бы знать все, что вы слышали в квартире Фианитова в субботу вечером и в воскресенье днем.

– Я уже рассказывал, – начал Шапкин, – мой сосед с кем-то ссорился, около четырех…

– А дальше?

– Потом крики прекратилась.

– И все?

– Все. Больше я ничего не слышал.

– А вы куда-нибудь выходили?

– Нет. Все время дома был.

– Точно помните?

– Да, я сидел дома, газеты читал, накопившиеся за неделю. В будни у меня времени мало, а читать надо не торопясь, иначе удовольствия никакого.

– Ясно. А вот гражданка Осокина из сто двадцать шестой квартиры утверждает, что видела вас в субботу вечером на лестничной площадке.

– А, ну, это… я же ненадолго, можно сказать, из дома не выходил.

– Зачем вы выходили на лестницу?

– Я… э-э-э… Поднялся на двенадцатый этаж. Там шумно было, я хотел попросить, чтобы они сделали музыку тише.

– В какой квартире было шумно?

– В сто тридцать четвертой.

– Вы позвонили в дверь, так?

– Да. Открыл мне Фианитов. Я попросил его сделать звук потише.

– И что?

– Ничего. Он закрыл дверь, и на этом – все.

– Сосед сверху часто громко слушал музыку?

– Довольно-таки часто.

– И на ваши просьбы он никак не реагировал?

– Нет.

– Зачем же вы к нему пошли?

– Ну, задолбал уже, поэтому я и пошел! Думал, если все время молчать, то это никогда не прекратится, а так, может, у него совесть наконец проснется, или устанет он от моих напоминаний, прекратит нарушать порядок.

– Брали измором, значит? Сочувствую. Это был ваш единственный визит в сто тридцать четвертую квартиру в субботу?

– Да.

– А на следующий день?

– Я с утра уехал по делам, вернулся, а там уже вы.

– Понятно. Пока больше вопросов нет, до свидания.

– Хорош фрукт, – прокомментировал Юрасов, когда Шапкин покинул кабинет. – Какого рожна ходить к соседу-отморозку, если он целенаправленно над тобой издевается? По-моему, одного раза достаточно, чтобы оценить ситуацию и больше туда не соваться. Война, как я понимаю, у них давняя, и в то, что Шапкин за все это время не сообразил, что его хождения только раззадоривают соседа, – нет, я в это не верю!

– И я не верю, – отозвался Толик. – Я вот что думаю: нужно еще раз хорошенько потрясти соседей Фианитова и Шапкина. Они должны что-нибудь знать.

Евгения Юрьевна Пономарева давно уже перешагнула рубеж того возраста, когда частое посещение врача становится делом обычным, а необходимость лечь в больницу воспринимается как должное. В последний раз Пономарева пробыла в стационаре всего неделю. Ничего страшного с ней не случилось – обычный скачок давления. К ней пришел на дом врач и, чтобы не рисковать, решил отправить пожилую женщину в больницу.

Евгения Юрьевна заваривала свой любимый липовый чай, когда в дверь позвонили. Она немного встревожилась: кто бы это мог быть? Гостей она не ждала, а участковый врач должен был прийти только завтра.

В глазок она увидела незнакомый мужской силуэт, и это заставило ее тут же запереть дверь еще на один замок. «Если бы незнакомец не услышал издаваемый замком звук, он бы ушел», – такая мысль пришла к Евгении Юрьевне с опозданием, о чем она тут же пожалела. Мужчина зазвонил в дверь активнее, при этом он заявил:

– Откройте, милиция!

Любой человек знает, что эту и другие подобные фразы используют злоумышленники, чтобы проникнуть в чью-то квартиру. Старушкам это известно лучше других, и они никогда и ни за что не откроют дверь.

Сколько капитан Юрасов ни убеждал недоверчивую гражданку в том, что он – настоящий представитель власти, ему не верили. Его рожу назвали бандитской, удостоверение – филькиной грамотой. И только дождавшись участкового, которого Пономарева знала лично, Антон смог наконец проникнуть в ее квартиру.

– Чайку попейте с пряничками, – засуетилась бабуля, приглашая милиционеров к столу. – Прянички свеженькие, я за ними в гастроном всегда к привозу хожу.

Евгения Юрьевна достала красивые чашки, поставила на стол расписное блюдо для пряников, положила нарядные салфетки. Ей хотелось сгладить недавнее недоразумение, и она старалась умаслить гостя.

– Вы уж не серчайте на меня, мало ли всяких проходимцев по домам шастает, на глаз ведь не отличишь, кто есть кто!

Юрасов не серчал, он понимал пожилую женщину и в душе был с ней согласен. Только устал он от долгого топтания под дверью. Но нет худа без добра: его терпение было вознаграждено.

Пономарева относилась к той категории старушек, которые всегда все видят и обо всем знают. Ее квартира располагалась через одну от сто тридцать четвертой, и она отлично видела, что делается на лестничной площадке.

По словам Евгении Юрьевны, в субботу накануне убийства к Фианитову приходил «видный мужчина около тридцати пяти лет». Она его «запеленговала», когда тот покидал квартиру соседа. Мужчина был зол и шел напролом, как танк. Произошло это не раньше пяти, потому что в пять по субботам идет сериал, а он тогда еще не начался. Незадолго до начала передачи «Народные рецепты» в сто тридцать четвертую квартиру опять пришли. На этот раз Пономарева посетителя узнала – это был сосед снизу, Шапкин.

– Между ними ссора давняя. Жили как кошка с собакой, никак помириться не могли. Шапкин вообще-то редко к Валерию заходил, потому как все равно без толку – каждый свое делал, и друг друга они услышать не желали. Вот я и удивилась, когда соседа снизу увидела. Зачем это он явился? Шапкин минут пять в дверь звонил, прежде чем ему открыли. Он ругаться стал, что его заливают, мол, на кухне с потолка вода льется. Фианитов сказал, чтобы тот уходил по-хорошему и не морочил ему голову, у него, мол, ничего нигде не протекает и протекать не может. Так они ругались, ругались, а потом Фианитов его впустил в квартиру.

– Понятно. В котором часу ваши «Народные рецепты» идут?

– В девять. Они как раз начались, и я не стала ждать, чем дело кончится. А что тут смотреть, и так ясно – очередной склокой, потому как ни один из них уступить другому не хотел.

– Больше вы ничего и никого интересного рядом с квартирой Фианитова не видели?

– Нет. Потом я спать легла. Я рано ложусь, и нехорошо еще мне стало… А на следующий день я и вовсе в больницу попала, вот только недавно выписали меня.

Шапкин словно знал, что за ним придут. Он не отпирался, не грозил жалобами, как это часто бывает.

– Да, я его отравил и нисколько об этом не жалею! Покой в моей квартире наступил только тогда, когда этот козел сдох! Почему я, приходя домой, должен терпеть издевательства?! Если государство не может защитить мои права, я вынужден защищать их сам! Разве это нормальный закон, по которому можно шуметь с семи утра до одиннадцати вечера? Хоть на всю катушку музыку включай – никто никому этого запретить не вправе. И это касается только громких звуков. Топанье, цоканье и прочие шумы – сколько угодно и в любое время суток! Того, кто эдакие законы издает, поселить бы в коробку, вроде нашего дома, да чтобы над ним такой же урод, как Фианитов, жил! А сбоку, для пущей радости, по соседу-алкашу, чтобы законники эти на своей шкуре прочувствовали, как простым смертным живется! Тогда, глядишь, и в законодательстве что-то изменится.