Марина Серова - Как в индийском кино

– Сегодня работает, – с улыбкой ответил он.

– Тогда скажи, ты помнишь вот этого господина, – я показала ему фото Вадима. – Он обедал у вас в пятницу.

– Помню, мэм, я его обслуживал. Хороший господин! Щедрый! Он долго выбирал, что заказать, а я ему подробно рассказывал о наших кушаньях, о нашей стране и обычаях, – словоохотливо сообщил мне официант.

– Мне неважно, что он ел, – отмахнулась я и попросила: – Расскажи мне так же подробно, как о кушаньях, что он здесь делал.

– Я уже рассказывал. Вчера один господин приезжал и тоже спрашивал, – начал он, но я, поняв, что речь шла о Красавчике, прервала его и уже жестко потребовала:

– Повтори еще раз!

– Хорошо, мэм! – покладисто согласился он. – Этот господин вошел сюда с другим господином, но потом второй господин удалился, я в окно видел, в машине сидел. А господин сел за этот столик, – он показал на столик у окна, – положил куртку на соседний стул и в туалет отправился. Потом он вернулся и стал заказ делать.

– А ты ему все подробно рассказывал, – нетерпеливо оборвала я. – Дальше!

– Господин сделал заказ, который я передал в кухню, и принес ему виски и закуску.

– Что он мог у вас тут так долго делать? – удивилась я, в недоумении оглядывая зал.

– Наверное, мэм не знает, что наши национальные кушанья очень долго готовятся, – вежливо сообщил мне паренек.

«То-то Смирнов успел за это время так напиться!» – подумала я.

– Господин покушал и заказал кофе, – продолжал официант. – Он его пил, курил и слушал музыку, а потом рассчитался. Надел куртку и ушел. Все!

– А где туалет? – спросила я.

– Прошу, мэм! – парнишка показал мне на дверь в глубине зала.

Я прошла туда, даже дверь открыла – туалет как туалет, рядом с ним дверь служебного входа, закрытая на массивный крюк, а напротив открытая дверь в комнату со столом и стульями – наверное, там официанты отдыхают, хотя от чего? Наплыва посетителей не наблюдалось, может, вечером будет? Впрочем, это не мое дело. Я направилась к выходу, а парнишка за мной.

– Где ты так хорошо научился по-русски говорить? – спросила я напоследок.

– Я в институте учусь, а здесь подрабатываю, – ответил он. – Приходите еще, мэм. Мы будем всегда рады вас видеть, – сказал он мне уже в спину.

«Ну уж нет! – подумала я. – Это заведение на любителя, каковым я не являюсь. Как и большая часть местного населения, судя по пустующему залу».

Итак, совесть моя чиста, теперь можно и дальше ехать, но вот куда? А поеду-ка я к бывшей домработнице, которую, как я прочитала в записке, зовут Аглая Федоровна Кузнецова. Она пенсионерка и вполне может оказаться дома, который, к моей величайшей радости, и находится в пределах досягаемости. А ведь Шмаков мог ей и на краю Пролетарского или Ленинского района квартиру дать, вот была мне радость на край света в такую погоду добираться! Дело в том, что на проезжей части творилось настоящее светопреставление, аварии следовали одна за другой, а над тротуаром стоял непрерывный мат, которым только и могли изъясняться постоянно подскальзывающиеся прохожие – ни нормальных дорог, ни тротуаров в Тарасове не было никогда! Как и работящих дворников!

До дома Кузнецовой я добралась без приключений, но, выйдя из машины и сориентировавшись, не сдержалась и от души чертыхнулась – это был облом! Нужная мне однокомнатная квартира на первом этаже сейчас бодро перестраивалась под что-то явно нежилое, потому что кухонное окно переделывалось под входную дверь. Грязь, и так обильно покрывавшая землю, перемешалась с битым кирпичом, осколками стекла и кусками штукатурки. Я долго выбирала путь почище, чтобы добраться до рабочих – ну не орать же во весь голос, перекрывая грохот их инструментов? – и поговорить с ними, но, поняв всю тщетность своих поисков, плюнула на сапоги и пошла напрямую. Жертва моя оказалась напрасна, потому что рабочие, трудившиеся там с субботы, естественно, ничего слыхом не слыхали о судьбе бывшей хозяйки, и у меня оставалась одна надежда на соседей.

Я решила начать с ближайших к бывшей квартире Аглаи Федоровны и не прогадала – меня тут же отправили на пятый (!) этаж, к тому же без лифта, объяснив, что там живет подруга Аглаи, Нина. И я отправилась наверх, очень надеясь, что та окажется дома. К счастью, так и оказалось, что неудивительно – в такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.

– Так съехала она, – бодро отрапортовала мне Нина. – Еще в четверг. Придумала на старости лет в родную деревню возвращаться! Оттуда все бегут, а она туда! По земле, говорит, соскучилась, по цветам! А на что она вам?

– А я подумала, не у нее ли Вадим Сергеевич, – объяснила я.

– Смирнов, что ли? – уточнила соседка.

– Он, – подтвердила я.

– А чего случилось-то? – уставилась на меня Нина, и ее глаза загорелись таким жадным любопытством, что мне стало неловко.

– Да ушел он от жены, и на работе не видать, вот меня и наняли его найти, – объяснила я и спросила: – Он тут у вас случайно не появлялся?

– Эх, чего ты вспомнила! – воскликнула соседка. – Да когда это было-то! Он и вправду нанимал ее за матерью смотреть, когда бабка его умерла, а с тех пор я его тут и не видала.

– Я так поняла, что вы с Аглаей Федоровной близкими подругами были? – Я вопросительно посмотрела на нее.

– А то! Она обычно как к себе придет, так часу не пройдет, как ко мне поднимется узнать, что у нас тут да как. А то, чего она в своей жизни видела? Только квартиру хозяйскую! – подтвердила Нина.

Ей откровенно хотелось посплетничать с новым человеком, перемыть кости подруге, но говорить откровенно на лестничной площадке Нина не могла, а пригласить меня войти хотя бы в прихожую… Да при одном взгляде на мои сапоги ни одной вменяемой хозяйке и в голову бы такое не пришло, но она решилась.

– Проходите, подотру потом, – махнув рукой, сказала она.

Сняв сапоги и дубленку в прихожей, я проследовала за ней на кухню – и почему все всегда приглашают гостей именно туда?

– Как я ее понимаю, – продолжила я начатую тему. – Ей, наверное, и поговорить-то было больше не с кем.

– Вот и я о том же! Они ее, конечно, не обижали! Видела я, какие платья с пальто ей хозяйка отдавала! Да и школу вечернюю она же ее закончить заставила – видно, неудобно ей было перед гостями, что у них прислуга такая темная да необразованная. Да ведь прислуга, она и есть прислуга! Не ровня! Чего с ней разговаривать? Один только Вадим и относился к ней как к человеку! Уважал! – подчеркнула она.

– Потому-то она и согласилась от них уйти и за матерью Вадима Сергеевича ухаживать? – спросила я.

– Да с радостью! Тем более что уже на пенсию вышла! Да и деньгами он ее не обидел! Только одна она не справлялась. Вот он и нашел ей в помощь какую-то медсестру, которая за его матерью еще в больнице ухаживала. Видать, большими деньгами ее с работы сманил. Вдвоем-то они и работали. На Аглае вся работа по дому – прибрать, приготовить, постирать, а девчонка – та уколы, капельницы и все прочее по медицинской части.