Марина Серова - Как в индийском кино

– Так служил он вместе с Сергеем, – объяснила она. – Только в том бою Сережа погиб, а Николая ранили сильно, вот он по здоровью из армии и ушел. Коленка у него плохо гнется, с палочкой ходит. А уж гонору! – Она обиженно поджала губы.

Ясно, она подбивала к нему клинья, а он ее проигнорировал, догадалась я и оказалась права.

– Ну вот ты мне скажи, какого рожна мужику надо? – гневно вопрошала Анна Ильинична. – Он вдовый, дети давно выросли и отдельно живут. Я тоже вдовствую, и сын при деле. Я еще женщина нестарая, да и хозяйка хорошая, обо мне никто слова дурного не скажет. Сошлись бы да жили в свое удовольствие. Летом у него под Покровском, а зимой здесь.

– Да когда же мужики свое счастье у себя же под носом видели? – чуть не всплеснула руками я. – Их же в него носом этим самым тыкать надо, чтобы поняли, что к чему!

– И не говорите! – поджала губы Анна Ильинична. – Я уж к нему и так, и эдак, а он словно меня не замечает! Не понимает ничего, как младенец неразумный!

– Ну и бог с ним! Он потерял больше, чем вы! – успокоила ее я и попросила: – Если у вас есть его адрес, вы мне его дайте, пожалуйста, вдруг Вадим у него отсиживается?

– Чего ж не дать, дам, – она порылась в ящике и протянула мне листок, с которого я все самым аккуратным образом списала.

– Да ведь одними помидорами жив не будешь, – продолжала я гнуть свою линию. – Дому мужская рука нужна. Или Вадим сам всем занимался? А то ведь на слесарей и всех прочих никаких денег не хватит.

– Пытался, да только руки у него не тем концом приделаны, – отмахнулась Анна Ильинична. – У него все наука да учеба в голове были! – И пояснила: – Ромка им помогал.

– Какой Ромка? Это был друг Вадима? В институте вместе учились? – не удержавшись, сыпала я вопросами.

– Да нет! – махнула рукой она. – Какой институт! Я так поняла, что под началом Сергея он служил, и тот ему чем-то крепко помог. Вот с тех пор Ромка сюда каждый год в отпуск и приезжал, у них и останавливался. Он и ремонт им делал, и все другое по хозяйству – рукастый парень! Он Вадику как старший брат был. Район-то у нас, сами знаете, какой, вот шпана и приставала к Вадиму – он же не пил, не курил, со всякой шантрапой во дворе не сидел по вечерам. Вот Ромка с этими ребятами и поговорил.

– То есть подрался? – понятливо покивала я.

– Да нет! – возразила Анна Ильинична. – Действительно, поговорил. Вышел к ним вечером, посидел, на гитаре поиграл, зубы поскалил… И все! Как бабка отшептала! С тех пор только и говорили, какой у Вадика классный старший брат.

– И давно этот Роман был здесь последний раз? – спросила я, замерев от надежды.

– Давно! – уверенно заявила она, и я сникла, но тут же встрепенулась.

– Ну как давно? Год, два, три? – спросила я – мало ли какое у нее представление о «давно»?

Тут Анна Ильинична всерьез задумалась, а потом начала рассуждать вслух:

– Нет, больше! Лет пять он к ним каждый год ездил, потом реже – женился, наверное. Какой бабе понравится, что ее муж не с ней отдыхать едет, а кому-то потолки белить? Но деньгами он постоянно помогал и лекарства с проводником передавал. А последний раз?.. Темка еще не родился… Сын у меня еще не женился… Да он еще и в армии не отслужил. Да, лет десять назад, если не поболе. Да нет, больше! А вот точнее не скажу. Это ты уж сама выясняй. Видать, в Чечне погиб – военный же был, – предположила она.

В комнате снова что-то загрохотало, и Анну Ильиничну опять как ветром сдуло, а потом из комнаты в очередной раз раздался обиженный рев Артема. Как и в прежние разы, вернулась она довольно быстро с дежурным объяснением:

– Потом уберу! – что-что, а деньги она отрабатывала честно.

– А как этого Романа полностью звали? – поинтересовалась я.

– А бог его знает? – пожала плечами она. – Ромка да Ромка.

– Ну а что дальше было? – спросила я.

– А чего? Как мать у Вали померла, так у нее Аглая появилась, – продолжила Анна Ильинична. – Баба работящая, ничего плохого о ней не скажу, да и Валя на нее не жаловалась. Только Валентина-то из больниц не вылезала. Там-то Вадим и нашел медсестру эту, Надю! – зло прошипела она. – И ведь поначалу такой невинной овечкой прикидывалась, а оказалась змеей подколодной.

Анна Ильинична быстро встала и ушла в комнату, хотя никакого шума оттуда не раздавалось, но вернулась она быстро и с фотографией в руках.

– Нет, вы вот посмотрите!

Она протянула мне принесенную фотографию, на которой были сняты женщина в инвалидной коляске – ну это понятно, что Валентина Дмитриевна, у нее за спиной стояла милая, симпатичная, светловолосая девушка лет двадцати пяти, по одну сторону от коляски возвышался крепкий седой мужчина лет пятидесяти с хорошим хвостиком, а по другую – сама Анна Ильинична.

– Ну вот вы, глядя на нее, подумаете, что это такая стерва? – она гневно ткнула пальцем в девушку. – Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся.

– А кто фотографировал? – спросила я.

– Да Аглая. А на другой такой же фотографии она сама, а снимала уже я, – объяснила Анна Ильинична.

– Так это вы к Наде скандалить ходили? – спросила я, хотя уже давно об этом догадалась – описание Артема было очень точным.

– Я! Кто ж еще? Нет, ну это надо же было Валентине такое удумать – все Надьке завещать! – возмущалась она. – И квартиру, и мебель, и сбережения! А Вадим? Сына родного без копейки оставила! Еще когда Валя Надьку здесь прописала, я ей говорила, что глупость она делает. А она мне: мол, девочка приезжая, ей жить негде. Правда, ухаживала Надька за ней, как за родной матерью, все «мама Валя» да «мама Валя»! Тут я ничего плохого сказать не могу! Валентина прямо расцвела при ней, ухоженная такая, довольная. Да она же дрянь эту даже доченькой называла!

– А что, Аглая хуже смотрела за Валентиной Дмитриевной? – удивилась я. – Вы же сами ее хвалили.

– И сейчас хвалю! Аглая за Валей тоже хорошо смотрела! – стояла на своем Анна Ильинична. – Только, я думаю, здесь все дело в уколах, капельницах и всем таком. Надька ведь и в больницу с ней ложилась, чтобы и там ухаживать, горшки таскать. Да и здесь тоже старалась. Бывало, как слышу грохот по лестнице, значит, Надька коляску инвалидную тащит. Правда, потом она уже вдвоем с Аглаей ее несла – тяжело же одной. Ну а за ними Генка с Валентиной на руках – значит, гулять идут.

– А Геннадий – это кто? – спросила я, хотя уже поняла, что это был Трифонов.

– Да вот же он! – Анна Ильинична ткнула в мужчину на фотографии. – Водитель Вадика. Крепкий такой мужик! Седой уже, но видно, что еще в силах. Я уж попыталась с ним, а он вежливо так, но в сторону! У него с Аглаей шуры-муры были! Свечку не держала, но точно были! Нутром чую! – выразительно сказала она, и в ее голосе послышалась неприкрытая обида.

– Значит, он ее на руках носил? – переспросила я, вспомнив историю увольнения Трифонова, а заодно решив не акцентировать внимание на безуспешности попыток моей собеседницы устроить свою личную жизнь – это могло далеко увести ее от темы нашего разговора, да и времени мне было жалко, поджимало оно, время-то!