Анна Данилова - Аромат желания

– Вы всегда ее сопровождали?

– Нет. Иногда она просила оставить ее одну.

– Ей никто не звонил в тот день?

– В тот день… – Светлана прикусила губу. – В тот день ей никто не звонил. Она сказала, что хочет прогуляться. Вот и все. Но так она поступала часто, и ничего подозрительно в этом ее желании пройтись одной по улице не было! Она надела на себя белое пальто… Я ей осторожно напомнила, что на улице грязь… Но она лишь отмахнулась от меня.

– Так, значит, она просто отправилась на прогулку, так?

– Так. И не вернулась вечером.

– А маршрут вы ее знали?

– Да. Она любила гулять по центральным улицам города, могла зайти в любое кафе, выпить кофе или съесть что-нибудь, как она выражалась, гадкое… То есть не домашнее. Чтобы потом, вернувшись, поесть домашней, чистой еды…

– Она была странной.

– Не то слово.

– А вас она не напрягала?

– Нет. Я понимала ее.

– Она оставила завещание?

– Да. Она была очень аккуратным человеком.

– И все завещала вам?

– Нет, не все, но многое, – ответила Светлана Борисова с достоинством, если не с вызовом. – Так что можете определить и меня в список подозреваемых…

– Хорошо, я подумаю над этим. Что-нибудь еще хотите сказать?

– По-моему, я и так рассказала вам слишком много, – она судорожно вздохнула, вероятно оценивая свой поступок, стоило ли ей вообще приходить сюда и рассказывать о странностях своей подруги-хозяйки.

– Спасибо, что пришли. Во всяком случае, теперь мы знаем, при каких обстоятельствах произошло убийство…

– Как это? И при каких же?

– Если вашей подруге никто не звонил и она ни с кем не договаривалась о встрече, как это было, скажем, с Ириной Аленькой, значит, преступник просто подкараулил ее где-нибудь неподалеку от ее дома, напал на нее, оглушил электрошокером…

В какой-то момент, осознав, что вместо того, чтобы задавать вопросы Борисовой, Сергей сам рассказывает ей что-то, рассуждает, делится информацией, он вежливо распрощался с ней и, быстро накинув куртку, вышел из кабинета.

Все остальное – завтра, сказал он сам себе. И к Баксановой заедет, и к Наполовой.

Ему просто необходимо встретиться с этой странной соседкой, чтобы выяснить все, что касается ее сына и их переезда в Саратов…

К дому Лизы он домчался за несколько минут, так спешил, так ему не терпелось увидеть Ольгу.

Дверь ему открыла Лиза. Они обменялись долгими взглядами заговорщиков, после чего его усадили за стол и принялись угощать приготовленными собственноручно Лизой пельменями. Ольга, отчего-то розовая, тихая, тоже ухаживала за ним, то и дело бросая на него многозначительные взгляды.

– Ну что, как дела? Ольга рассказала мне о вашей поездке. Интересное дело получается! Вроде бы – нормальная, я бы даже сказала, обычная семья, и вдруг срывается из города Аткарска…

– Значит, и тебе это показалось странным?

– Конечно!

– А где Глаша?

– Едет сюда. У нее тоже есть что сообщить. Но, к сожалению, это к делу не имеет никакого отношения…

Он открыл дверь сразу. Обычно она стояла долго под дверью, звонила, вдавливая палец в кнопку звонка, и никогда не была уверена, откроет он ей или нет. Он мог и не открыть, если не хотел ее видеть. Но на этот раз, видимо, хотел. Очень хотел. Словно чувствовал, что этот ее визит важный для них обоих.

– Здравствуй, сынок. – Она поспешно вошла, опустила тяжелые сумки на пол и осмотрелась, словно боялась увидеть здесь постороннего. Сейчас вместо домашней еды, которую она обычно приносила сыну, в сумке были продукты, купленные ею в магазине. Сыр, колбаса, консервы, хлеб, молоко.

Да и Женя вел себя тоже не так, как всегда. Не спешил вернуться к своему компьютеру, а стоял в растерянности, словно не зная, что делать.

– Возьми сумки, сынок, отнеси на кухню.

И он с готовностью подхватил их, быстрым шагом пошел в кухню. Она последовала за ним. Она не знала, с чего начать разговор. Ком в горле мешал ей говорить, но и молчать она больше не могла. Сейчас он узнает все то, о чем, может, и догадывался, но о чем они никогда не говорили вслух.

– Женечка, поставь, пожалуйста, чайник, что-то замерзла я.

Она села на свое место возле окна, опустила руки на стол, стараясь не обращать внимания на грязные чашки и тарелки. Просто сдвинула все в сторону, очистила себе небольшое пространство для чая, ладонью стряхнула крошки. Беспорядок на столе, в комнатах, в голове. Где-то здесь, подумала она, он мучил этих несчастных женщин… Ей даже показалось, что в квартире пахнет женщинами, духами и смертью…

– Сядь, надо поговорить.

Он сел, послушный мальчик, ее единственный мальчик, ее радость и ее беда.

– Женя… – рыдания застряли где-то в горле, она даже закашлялась. – Женя… У нее было трое маленьких детей…

И больше она уже ничего не видела. Слезы хлынули из глаз, она закрыла лицо руками и разрыдалась. Опустив голову, она, судорожно всхлипывая, раскачивалась, мычала, пока не догадалась достать из кармана жакета носовой платок. Высморкалась. Красное лицо, распухший нос, голубые глаза с розовыми белками.

– Давай уедем, сынок, прошу тебя. Ты же знаешь, я тебя никогда не брошу и до последнего буду тебе помогать. Потому что я – мать. Но и она, эта молодая женщина, Катерина Ратманова – она тоже была матерью. И ее трое маленьких детей стали сиротами. У них изверг-отец, он вырастит из них уродов, понимаешь? Ты сделал несчастными ни в чем не повинных крошек! Я знаю, тебе будет трудно объяснить, зачем ты это делаешь… Люди разное говорят, вроде бы кто-то истребляет богатых женщин…

– Дело не в богатстве, мама. – Он смотрел на нее немигающими потемневшими глазами. Ноздри его раздувались, на бледных щеках появились малиновые пятна.

– Тогда зачем? Хотя бы мне расскажи.

– У меня список.

– Большой? – Она вся сжалась в комок в ожидании ответа.

– Какая разница?! Ты же не допустила бы, чтобы твоего сына, мама, унижали прилюдно.

– Ну… Женя… – Она, как немая, произвела несколько неопределенных движений руками.

– Они собирались, пили-ели и смеялись надо мной… они не знали, что я их вижу и слышу все, о чем они говорят.

– Вы были знакомы?

– Нет. Это Лиля. Она предала меня.

– Но почему же тогда ты… расправился не с Лилей, а этой Катей Ратмановой? И с другими женщинами?

– Она – такая же, как и я. Чувствительная. Она не ведала, что творила. Просто бросила им кость, а они подхватили и грызли ее, то есть меня, грызли…

– Вот! Я всегда тебе говорила, что от женщин – одно зло. Тебе не надо было помогать этой Лиле… Она недостойна тебя.

– Я жалел ее и от этого становился сильнее. Я был нужен ей, понимаешь? Она любила меня, пока не поняла, что уже может обходиться без меня. – И вдруг до него начало доходить, что она все знает : – И когда ты узнала?