Дик Френсис - Дикие лошади

Люси, подумал я. Если бы я жил в мире фантазии, я мог бы материализовать ее прямо в моей гостиной, как Ивонн — своих призрачных любовников. Люси знает, как работать с компьютером.

Импульсивно я позвонил в дом ее отца и попал как раз на Люси.

— Ты говорила мне, что закончила школу и собираешься поступить на бизнес-курсы. Что ты думаешь насчет временной двухнедельной работы в Ньюмаркете? — Я объяснил ей, что мне требуется. — Я не собираюсь соблазнять тебя. Можешь привезти с собой компаньонку, можешь остановиться здесь где угодно, можешь каждый день ездить домой в Оксфордшир, если предпочитаешь. Я честно заплачу тебе. Если ты не хочешь заняться этим, я найму кого-нибудь другого.

Она сказала, чуть задыхаясь:

— А я увижу Нэша Рурка снова?

Усмехнувшись, я пообещал:

— Каждый день.

— Он… он…

— Да, — согласился я, — и он женат.

— Да нет, это не то, — сказала она с отвращением. — Он просто… милый.

— Верно. Как насчет работы?

— Я могу приступить завтра.

До завтра коробки подождут, подумал я.

В семь часов я снова позвонил Робби Джиллу и сразу попал на него.

— Что вы хотите услышать сперва, — спросил он, — хорошие новости или ужасные?

— Хорошие. Я устал.

— Вы меня не удивили. Хорошая новость — это список экспертов по ножам. Три в Лондоне, два в Глазго, четыре в Шеффилде и один в Кембридже. — Он прочитал весь список и услышал негромкий вздох, который я смог выдавить с учетом треснувшего ребра.

Я слабым голосом попросил:

— Повторите, кто в Кембридже?

Он отчетливо прочитал:

— Профессор Мередит Дерри, специалист по истории средневековья, преподавал в Тринити-колледже, сейчас на пенсии.

Дерри. Ножи…

— Вы хотите услышать ужасную новость? — напомнил Робби.

— Полагаю, мне от этого не уклониться?

— Боюсь, что так. Убит Пол Паннир.

— Убит? Где? И… э… как?

Мои вопросы были почти риторическими, но голос с шотландским акцентом проинформировал меня:

— Он был убит в доме Доротеи… ножом.

Я вздохнул; вместо вздоха получился стон.

— Доротея знает?

— Полиция послала в больницу сотрудницу.

— Бедная, бедная Доротея!

Он резко сказал:

— Больше он не будет портить ей жизнь.

— Но она любила его, — возразил я. — Она любила ребенка, которым он был когда-то. Она любила своего маленького сыночка. Она будет горевать.

— Навестите ее, — сказал Робби. — Вы, кажется, понимаете ее. А я никогда не мог понять, как она терпит его.

Ей нужно сочувствие, подумал я. Надо, чтобы кто-то обнимал ее, пока она будет плакать. Я спросил:

— А что жена Пола, Дженет?

— Полиция сообщила ей. Я думаю, она едет сюда.

Я посмотрел на часы. Пять минут восьмого. Я был болен и голоден, я должен был обсуждать завтрашние съемки с Нэшем и Монкриффом. И все же…

— Робби, — произнес я, — там указан адрес профессора Дерри?

— Только номер телефона. — Он продиктовал номер. — А как насчет Доротеи?

— Я сейчас еду к ней. Подъеду к больнице примерно через сорок минут. Можете вы устроить, чтобы меня пропустили к ней?

Он мог и собирался это сделать. Я спросил, кто обнаружил тело Пола.

— Я, черт бы все это побрал! Около трех часов дня я поехал забрать свою записную книжку, которую оставил на кухне у Доротеи прошлой ночью. Я снова заехал за ключом к ее подруге Бетти, но Бетти сказала, что ключа у нее больше нет, потому что сегодня рано утром она отдала его Полу. Я перешел через дорогу к дому Доротеи и позвонил в дверь — будь проклято это тихое «динь-дон», — но никто не открыл, поэтому я обошел дом и подергал кухонную дверь, и она оказалась открытой. — Он помолчал. — Пол лежал в холле почти на том же самом месте, где Бетти нашла Доротею. Хотя крови не было. Он умер мгновенно и был мертв уже несколько часов. Он был убит большим кухонным ножом, возможно, взятым в этом же доме. Нож остался в теле, он был вогнан глубоко в грудную клетку сзади и сбоку, почти под самым правым локтем…

— Робби!.. — промолвил я; язык мне не повиновался.

— Да. Почти в то же самое место, что и у вас. Рукоять торчала наружу. Обычная рукоять кухонного ножа, ничего особенного. Не «Гнев». Я позвонил в полицию, и они продержали меня под стражей в этом доме до вечера, но я не смог сказать им, зачем Пол пришел сюда. Откуда мне было знать? Я не мог сказать им ничего, кроме того, что, судя по всему, нож достиг сердца и вызвал его остановку.

Я прочистил горло.

— Вы не сказали им… обо мне?

— Нет. Вы ведь не хотели этого?

— Не хотел.

— Но теперь все иначе, — с сомнением сказал он.

— Не все, если, конечно, полиция найдет убийцу Пола.

— У меня создалось впечатление, что они не знают, где искать. Однако они собираются проводить расследование. Вам лучше быть готовым к этому, потому что вы были в этом доме после того, как случилось нападение на Доротею, и у них есть ваши отпечатки пальцев.

— Верно, есть. — Я немного подумал и спросил: — Это нарушение закона — не сообщать, что тебя пырнули ножом?

— По правде сказать, я не знаю, — ответил Робби, — но зато я знаю, что нарушение закона — иметь при себе в общественном месте такой нож, как «Гнев», а именно это сделал О'Хара, когда вы двое забрали этот нож с собой прошлой ночью. Он может быть привлечен к ответственности и посажен на шесть месяцев.

— Вы шутите?

— Ничуть. Сейчас действуют строгие законы касательно ношения опасного для жизни оружия, а представить себе что-либо более опасное, чем «Гнев», трудно.

— Забудьте, что вы вообще видели его.

— Постараюсь.

Накануне вечером мы замели следы в кухне, побросав защитные жилеты, мою рубашку, свитер и использованные медицинские принадлежности в мешок для мусора; мешок мы взяли с собой и при первом же удобном случае отнесли его к куче таких же мешков на задворках «Бедфорд Лодж», откуда специальная машина ежедневно вывозила отходы и пустые бутылки.

На прощание Робби снова сказал, что он велит медсестрам пропустить меня к Доротее, и попросил позже позвонить ему еще раз.

Пообещав это, я распрощался с ним и набрал номер профессора Мередита Дерри, который, к моему облегчению, подошел к телефону и дал согласие уделить полчаса на исследование ножа, особенно если я заплачу ему как консультанту положенный гонорар.

— Конечно, — охотно согласился я. — Двойной, если проведете исследование сегодня вечером.

— Приезжайте в любое время, — сказал профессор и сообщил мне адрес вместе с указанием, как проехать.

Горе Доротеи было столь глубоким и сокрушительным, что я испугался. Едва она увидела меня, как из ее глаз потекли слезы, бесконечные безмолвные слезы, без рыданий или стонов: это была уже не боль, а безграничная скорбь, скорбь как по прошлым, так и по нынешним потерям.