Евгений Кукаркин - Корона графини Вревской

ему на живот. - Да он притворяется, он еще смотрит... Совсем забросил уборку. Уведите его в карцер. Пусть охладится немного хотя бы на денек, там посмотрим. Он понимает, что день для Коли в холодильнике подобен смерти. - А вы неплохо выглядите, - теперь начальник взялся за нас. Он стоит напротив меня и с любопытством разглядывает. - Небось бритва тупая? - У меня другой нет. - Конечно, так зарезаться трудно. Но поможем..., так сказать, добровольно все поможем. Вспомнил, за что тебя посадили? - Я еще не прошел Верховного суда. Скоро окончательно установят виновен я или нет. - Неужели ты надеешься, что в суде найдутся сумасшедшие судьи. Видите ли, он распотрошил одиннадцать девочек и считает, что за это его освободят и еще думает, что вручат цветы. Цветы у тебя будут, но на могиле. К сожалению, я должен тебя додержать до суда и поэтому все время тебе необходимо освежать память. В карцер его, на трое суток. И еще, замените ем у бритву, на более подходящую... Теперь садист напротив доктора. - А вам милейший, надо заменить ушедшего уборщика, и так сказать, привести все в

соответствующий вид. Доктор молчит и смотрит куда то через его плечо. И тут мелькнула молния, Кешка сорвался с места и что есть силы влепил начальнику в лицо. Того оторвало от пола

и он полетел к параше. Дюжие надзиратели бросились к бандиту и началась свалка. Начальник оторвал голову от пола и долго ее тряс. Потом четко произнес. - Отставить. Надзиратели бросили окровавленное тело на пол. - Он должен покончить с собой сам, - подытожил полковник. Битый офицер с трудом встал, отряхнул мундир, потрогал голову и распухшую скулу. - Товарищ полковник, может быть..., - услужливо согнулся один из надзирателей... - Тихо. Ничего не надо. Вызвать к нему, - кивает на бесчувственное тело Кешки,

фельдшера, пусть через каждые шесть часов вкалывает наркотик, он знает какой. Мы

недавно накрыли большую партию. Бесчастный... - Я, товарищ полковник, - наш громила надзиратель ел его глазами. - Под вашу личную ответственность... Проследить, чтобы было все выполнено, если фельдшер будет взбрыкиваться, или все продал..., вы знаете что делать... Удави его, но товар достань. Пошли дальше. Все убираются. - Ты понимаешь, что-нибудь? - я спрашиваю доктора и тоже киваю на Кешку. - Знаю. Эта, сволочь, посадит его на иглу, а потом резко бросит давать дозировку. Бандит после этого сойдет с ума, либо повесится, либо перережет себе вены. - Посмотри сейчас, что с ним. Доктор пальцами просматривает Кешке зрачки, потом прощупывает пульс. - Очухается. Ты бы лучше сам о себе позаботился. Пока нет надзирателя, стяни наволочку, сунь под рубаху, теплее будет. Конечно 12 градусов не ноль, но все же... Я так и делаю. Только заправил на себе складочки, появился наш Бесчастный. - Ну, ты, падло, - он кивает мне, - пошли. Я стал философом, чтобы не замерзнуть и не сойти с ума от одиночества, мысленно вспоминаю книги, спорю с неведомыми оппонентами или "пишу" книги. Через три дня,

вползаю в знакомую камеру. К моему удивлению, там появился маленький Коля, он сидит на стуле и при моем появлении, глупо хихикает. Доктор с огромным фингалом и содранной кожей на лице, неторопливо листает оставленную мной книжку. Кешка выглядит молодцом, на его лице только желтые пятка, прошедших синяков, сам он стоит у окна и смотрит на меня блестящими глазами. - Привет, ребята. - Здорово, - рявкает Кешка. - Привет, Саша, - отвечает доктор. Только Коля по прежнему глупо лыбится. - Какие новости? - Все по старому. Лучше брейся быстрей, - говорит док. - Иначе опять в холодную загремишь. Я подхожу к тумбочке и с удивлением вижу вместо моей безопасной бритвы, ржавое подобие станка. - Чего это? - Это тебе начальник прислал, вместо твоей... - Сволочь. Намыливаю лицо и пытаюсь соскрести щетину. - Док, я не могу, дай свою бритву. - Саша, это испытание тебе придумал начальник, он предупредил, что если кто-нибудь из нас тебе поможет, то он всю камеру продержит на голодном пайке. Так что неси свой крест... Продолжаю скрести щетину с кожей с лица. Кровь капает в раковину, но делать нечего и остается отмакивать порезы и раны холодной водой. Док вырывает страничку из книги и протягивает мне. - На. - Зачем? - Залепи кусочками ранки и кровь остановишь, и заживет быстрей. Там в типографской краске, есть какие то доли свинца... Я послушно рву страничку на кусочки и залепляю все лицо. - Док, что с Колей? - Тронулся. Хорошо хоть не агрессивен. - С Кешкой? - Этот кайфует, его не бьют, не трогают. Пошел на поправку. Только колют во всю. - А ты сам? - Я то? Получаю от надзирателей по морде, все тело в синяках. За каждое пятнышко

на полу или на стенке - бьют. Но как видишь, цел. - А этот, мудак, по прежнему к нам ходит? - Ходит. Воспитывает. Сейчас сам убедишься. Как всегда начальник появляется в окружении надзирателей. Мы все вскакиваем, даже бедный Коля подпрыгивает и в его глазах появляется разум. Первый попадаюсь я. - Ну и рожа. Постой, постой, да ты залеплен рваными страничками из книги. Значит

портишь народное имущество. Так, так, - он задумался, - что же мне с тобой делать? С одной стороны, надо тебя к суду подготовить, с другой стороны все время здесь нарушает распорядки... Пожалуй, я тебя сегодня в карцер не загоню, твой адвокат мне надоел, все хочет встретится с тобой. Я тебе дам день отдыха, а

завтра утром пойдешь опять проветриваться, зато получишь двойную норму, шесть дней карцера. После такого приговора, я ему стал не интересен. На очереди доктор. - Надеюсь, у тебя все в порядке? - Конечно. - Зубочисткой толчок чистил? - Конечно. - Покажи щетку. Доктор из тумбочки достает зубную щетку, с наполовину изношенным ворсом, и крутит перед носом начальника, тот кивает головой, подходит к толчку и внимательно его исследует. - Вижу, исправляешься, - и тут наш садист взрывается. - А изо рта у тебя воняет.

Значит брезгуешь свою пасть чистить. Док молчит. - Бесчастный, помоги ему потом почистить зубы этой же щеткой. Теперь полковник подошел к Кешке. Надзиратели напряглись и, на всякий случай, взяли его в кольцо. - Не плохо выглядишь. Синяки сошли. Бесчастный как дозы? - Усилили, товарищ полковник. - Прекрасно. Жалобы есть? - Иди ты..., - шипит Кешка. - Раз стал огрызаться, значит нет. Сколько там у нас прошло, почти три дня. Мало. Дам тебе еще три дня, а там... на коленях будешь ползать, молить о своей смерти... Кто там еще? Этот идиот. Колю от его голоса трясет и слезы бегут по щекам. - Хочешь сдохнуть? Тот кивает головой. - Так чего тянешь? Бесчастный, дай ему веревку, пусть повесится здесь на кровати. Я еще гуманный, даю тебе право - умереть. А вы, - он кивает нам, только попробуйте отговорить, я вас, ваше же говно, жрать заставлю. Вся эта свора палачей уходит из камеры. Док плюхается на табуретку. - Бандюга, - беззлобно говорит он Кешке, - ты хоть понимаешь, что тебя ждет? - Иди ты... - Значит не понимаешь. Я видел, что такое ломка от больших доз, ты на стенку потом полезешь. - Лучше о себе подумай, блин. Я бы посочувствовал твоим зубам. - Что верно, то верно, эта, сволота, либо мне сегодня скулу своротит, либо выбьет все зубы. Трудно, бандюга, чувствовать себя бесправным, но ты знаешь, даже до своего близкого конца, я хочу чувствовать себя человеком. - Зачем это? - удивился я. - Публики кругом нет, никто тебя не похвалит. - Я не на публику играю, я сейчас веду свою маленькую борьбу с этими озверевшими