Димитр Пеев - Зарубежный детектив

Краслу показалось, что теперь он говорит откровенно. Голан молчал с таким видом, как будто присутствовал на торжественном экзамене. Лишь под конец произнес:

— Ну а теперь можешь идти. Прощай!

Красл оказался с Ганкой на улице. Тот повел его на безлюдную площадь перед костелом, где и поведал ему тайну Павлаты.

— Кто убил его, я не знаю. Во всяком случае, не я. И поверь мне, я сначала не знал, что ношу Альбине отравленную еду. Чувствовал, что-то не так, но пришлось подчиниться. Понимаешь, им известно, что я был анархистом. Откажись я — пришлось бы сесть на несколько лет! У них есть документ, что я участвовал в покушении на наместника в Праге. Тогда мне было всего восемнадцать лет. Вот почему я побоялся спросить, почему это бульон для Альбинки имеет такой странный привкус. Из-за этой старой истории я вынужден предавать товарищей. Ведь за покушение можно и на виселицу угодить.

— Ты хотел рассказать о Павлате.

— Вот именно. — Ганка, оглянувшись, затащил Красла в костел. После заутрени в храме никого не было. Церковный сторож гасил на алтаре свечи. Ганка зашептал, как на исповеди.

— Павлата тоже работал на Риссига.

— Не может быть!

— Вместе с вдовой Бреттшнайдер он скупал по деревням всякие домашние изделия, а потом доносил Риссигу, что где слышал. Доносы фабрикант оплачивал получше, чем товары. Он прямо-таки полюбил Павлату. Нас, осведомителей, в замок никогда не пускали, и с бароном мы сами не говорили, только через директора. А Павлату приглашали, допускали на тайные совещания. И так было до июня прошлого года. А потом вдруг — нате вам! — выходит приказ следить за Павлатой! Такая вдруг перемена! Причем, имей в виду, на рабочих сходках Павлата выступал и деньги доктору Х. в Прагу посылал с ведома Риссига.

— А ты не ошибаешься?

— Ничуть! Хозяева считали, что «Ульи» доктора могут успокоить рабочих. А Павлате они могли спасти лавку. Когда в июне произошла эта петрушка с Павлатой, мне сразу пришло в голову — может, Павлата завладел какими-то важными для Риссига документами. Ведь Риссиг сам когда-то выкрал в Англии образцы сатиновой и тибетской ткани, которые потом начал вырабатывать сам и тем разорил своих конкурентов. Я и подумал, что Павлата украл у Риссига какие-нибудь образцы. Но после того расстрела в марте директор вызвал меня и повел речь совсем о другом. — Ганка заговорил еще тише. — Велел мне выпытать у Альбинки, куда ее отец спрятал Золотого Будду.

— Кого? — от неожиданности Красл почти вскрикнул. Сторож неодобрительно взглянул в их сторону.

— Золотого Будду, — беззвучно повторил Ганка, быстро перекрестился и вывел Красла из костела.

— Но что это? Что это может быть? — спросил Красл в полном недоумении.

— Я бы тоже хотел знать. Уж сколько раз спрашивал у Альбинки, сколько раз обшаривал и лавку, и комнату, когда она спала, нигде и помина нет ни о каком Будде из золота! Мне кажется, сам директор тоже точно не знает, что это такое — то ли золотая статуэтка, то ли что другое: золотой самородок, сберкнижка под таким девизом. Одно ясно — из-за этого Будды Риссиг потерял покой. Если бы лавочник спер у него статуэтку, он послал бы к нему полицейских, и дело с концом! Значит, Золотой Будда — образец новой ткани, девиз, в общем, что-то уж очень секретное, раз барон боится гласности. Вот и выходит, если бы не ты, Альбина мирно скончалась бы от тоски по отцу, а барон завладел бы лавкой и велел бы перепахать каждый метр, разобрать дом по кирпичику, пока не нашел бы чего ищет.

— Значит, ты решил, что я тоже приехал из-за Золотого Будды?

— Ну да! Могилы родителей, памятник только для отвода глаз. Ты и сам ни о чем не догадывался, но я-то знаю, что доктор что-то разнюхал. Иначе зачем посылать простого учителя в такую даль?.. Нынче на памятники деньги не больно-то тратят...

Красл сразу поверил Ганке. Все стало на место: телеграмма, странный прием у доктора Х., черная лестница, выдумка о больнице. И ведь врач, вдруг сообразил Красл с ужасом, написавший фальшивую справку о болезни, так же спокойно мог бы засвидетельствовать и его смерть.

— Но Альбина ничего не знала?

— Не знала или не захотела сказать. Теперь она в замке, может, вспомнит. А ты бы мог испортить им игру: скажи, что хочешь отвезти Альбинку к доктору Х., дескать, он сам решил о ней позаботиться. Увидишь, как они вскинутся! Альбину они из рук не выпустят!

— Заставим!

— Ладно, увидим. А я пока пойду к директору и скажу, что согласен вернуть Золотого Будду за вознаграждение — пятьдесят тысяч золотых.

— Пятьдесят тысяч?!

— Павлата, говорят, требовал сто. Думаешь, он наобум крал? Видно, разнюхал, за что барон денег не пожалеет.

— Но ведь у нас ничего нет!

— Будет! Альбина поможет нам, она тебе доверяет. Вот мы и зажмем Риссига!

Красл медленно шел к своим друзьям, обдумывая новые сведения. Он почти поверил Ганке, что тот не убивал Павлату. Это мог сделать другой агент Риссига и даже сам Риссиг. Правда, он брюнет, а Альбина нашла русые волосы, к тому же у него свой пистолет, и он не стал бы брать оружие Павлаты. Да и зачем ему идти на такой риск? Разве что если дело идет о чем-то уж очень важном, о котором никто и знать не должен...

Красл вспомнил, как вчера Риссиг прикрикнул на собственную мать. Теперь учителю верилось, что он защищает правое дело, хотя и связался с нарушителями закона. Да и велика ли вина — нарушать законы с голоду! Вот убийство Павлаты — действительно преступление, и чем дальше, тем все более таинственное.

На сей раз у Риссига Краслу уже не предлагали коньяк. Пришлось ждать в привратницкой. Никто даже сесть не предложил. Он слышал грохот фабричных машин, грубые окрики мастеров, видел, как прошел охранник с нагайкой в руке. Лишь через полчаса появился директор Пальме — тот почтовый грабитель, о котором рассказывал Ярек. Выглядел он, однако, довольно внушительно, как преступник более высокого ранга, походя более на капитана пиратской шхуны, чем на директора фабрики.

— Так, значит, вы не уехали, Красл! — рявкнул он голосом пропойцы.

— Никак нет, пан директор. Мне необходимо переговорить с паном бароном, — учитель чувствовал уверенность в себе.

— А вы знаете, что вас уже разыскивает полиция? — Директор выждал, но учитель не выказал признаков испуга. — Я сообщил, что вы исчезли. Уехали из замка, покинули карету при весьма странных обстоятельствах, а на постоялый двор не явились. Естественно, пан барон вчера обеспокоился...

— И совершенно напрасно. Как видите, я жив и здоров.

— Где же вы были? — заорал Пальме, придя в ярость, очевидно, из-за собственной неосведомленности. — Куда вы сбежали?!