Марина Серова - Дуракам всегда везет!

– Отцепите меня от этой трубы, Людмила Анатольевна! Я согласен! Я на все согласен! Но меня убьет эта ваша бандитка, которая меня сюда… меня здесь оставила…

Мое неожиданное появление в спальне произвело на Людочку ужасное действие. Но в то же время я имела возможность убедиться, насколько хорошо она умеет владеть собой и насколько органично существует в самых разных ситуациях…

Увидев меня, она плотно сжала губы, подошла к разбитому окну и, повернувшись к нам затылком, молча уставилась на осколки стекла.

– Что все это значит, Людочка? О каких квартирах идет речь?

Людочка не удостоила меня ответом. Пришлось обратиться к председателю кооператива. Он сидел, прижавшись спиной к стене, и прижимал одной рукой к груди свой портфель.

– Дайте-ка ваш портфель, Валентин Петрович!

– Нет! Вы не имеете права! Это произвол! Людмила Анатольевна! Скажите ей!

– Отдай портфель, дурак, – равнодушно сказала ему Людочка, не повернув головы.

Она явно обдумывала, как ей выйти из ситуации с наименьшими потерями.

– А вы напрасно меня боитесь, Валентин Петрович, – спокойно сказала я председателю. – Я, по крайней мере, не собиралась вас убивать…

– Я тоже не собиралась! – резко обернулась от окна Людочка. – Я, наоборот, спасти его хотела от рук бандитов!..

– И получить за это несколько квартир стоимостью по пятьсот-шестьсот миллионов каждая! – перебила я ее. – А когда получила бы, то захотела бы получить и остальные. И вы бы, Валентин Петрович, отдали бы ей все. Иначе ваши дни были бы сочтены! И сделала бы она это чужими руками. Как сегодня моими руками хотела убрать этого тупого Федора вместе с его слоноподобной Натальей!

Людочка решила воспользоваться возможностью возмутиться и покинуть нашу компанию, предоставив председателю одному выкарабкиваться из ситуации. Ведь против нее-то, собственно, никаких обвинений быть не могло. Так, одни слова… Однако я давно уже поняла главное свойство ее характера и знала, что ей не удастся нас покинуть, как не удается, в общем-то, ни одно дело довести до благополучного конца. Она просто не берет в расчет какое-нибудь одно обстоятельство. Сейчас она совершенно упустила из вида присутствие Лени.

– Ну, знаешь! – возмущенно заявила Людочка. – Хоть ты и Ведьма, но несешь совершенную чушь!

Она решительно двинулась к двери, полностью подтвердив мои ожидания.

Но и Леня сделал в этот момент именно то, чего я от него ждала. Он просто стукнул ей в лоб открытой ладонью, как, вероятно, делал это не раз при их совместной жизни. По крайней мере, жест у него получился очень привычный, заученный.

От удара Людочка не только остановилась, но даже шлепнулась на пол своей упругой задницей, подпрыгнув при этом, словно мячик.

Леня сделал зверское лицо, нагнулся вплотную к Людочке и объявил ей короткими рублеными фразами:

– Сидеть. Ведьму называть Таней. Ты поняла меня или ударить тебя?

Пижон! Ну никак не может, чтобы не порисоваться.

Людочка вздохнула, но вынуждена была подчиниться. Леню она знала слишком хорошо.

– Валентин Петрович, – повернулась я к председателю, – мы с вами можем договориться на более простых условиях, чем с ней.

Я кивнула на Людочку. Та насторожилась, но молчала, косясь на Леню.

– Мне от вас не нужно никаких квартир, никаких денег. Я не охвачена жаждой мщения или наживы. Вы и ваши делишки никогда бы меня не заинтересовали, если бы она, – я вновь кивнула на Людочку, – не захотела бы моими руками загнать вас в ловушку. И загнала, как видите. Правда, и сама… можно сказать, попалась. Так вот. Мне не нужно от вас абсолютно ничего. Я даже не буду отнимать ваш столь дорогой для вас портфель и изучать его содержимое. Вы сами нам все расскажете. В конце концов, мы имеем право знать, почему нам всем сегодня пришлось рисковать жизнью. Обещаю вам отпустить вас, если я сочту вашу историю правдоподобной. И даю слово – ни от кого из нас… – я обвела рукой Светку, Леню и себя —… ни милиция, ни кто-либо другой об этой истории не услышит ни слова. Правда, за нее, – я ткнула пальцем в Людочку, – я поручиться не могу. Но она и без того почти все знает, как я понимаю. Выбирайте, Валентин Петрович! Хотя я, право, не знаю, о чем тут можно думать…

Председатель оказался на редкость сообразительным. Это был далеко не Федор-тугодум.

– Отцепите меня от трубы, – попросил он, – и дайте чего-нибудь выпить. Я все расскажу. Я… только волнуюсь. Мне давно хочется кому-нибудь все рассказать…

– Идиот! – буркнула Людочка, но, получив от Лени очень звонкий щелчок в лоб, прикусила язык.

Светка сбегала в соседнюю комнату и притащила оттуда бутылку водки и стакан.

Она начала возиться с пробкой, но тут вмешался Леня. Ему не терпелось показать все, что он умеет.

– Дай мне! Дай! – выхватил он бутылку из Светкиных рук.

Резким уверенным движением он шлепнул ладонью по донышку, и пробка отлетела в сторону, выбитая содержимым бутылки. Леня довольно ухмыльнулся и налил половину стакана.

Я сняла со своего «арестанта» наручники. Он потер затекшую руку, взял стакан и опрокинул его в себя привычным глотком. Принюхиваясь к своему кулаку, попросил сигарету. Выкурил ее, затушил окурок.

Я его не торопила. Я знала, что начать такой рассказ тяжело. Но едва он начнет, ему уже будет трудно остановиться. Пусть собирается с духом.

– У каждого человека есть в характере какая-то главная, определяющая черта, – выдал наконец Валентин Петрович глубокомысленную сентенцию. – Я, например, авантюрист… – Он помолчал, вздохнул и продолжил: – Да, я авантюрист. Авантюрист по натуре, по моей природе. Но вся моя беда в том, что я – бездарный авантюрист…

Из рассказа Валентина Петровича Короткова сложилась целая жизненная история. Мне не хотелось бы пересказывать ее своими словами, ведь происходило все это с другим человеком, не со мной.

И я своими ироническими замечаниями и комментариями постоянно буду нарушать стройное течение рассказа. А удержаться от них я при всем желании не смогу. Это выше моих сил.

Это мой стиль. Не могу же я уродовать сама себя…

Но мне не хотелось бы доверять рассказ и самому Валентину Петровичу. Уж слишком много было в его рассказе экспрессии, стучания в грудь и выдергивания волос на голове. Выражаюсь, как вы понимаете, фигурально, поскольку голова у Валентина Петровича была практически лысая. Но так много было в его речи покаянных мотивов и саморазоблачительных пассажей, что они грозят погубить все впечатление от его рассказа.

Исповедальный стиль хорош для Блаженного Августина, а председателям кооперативов он как-то не к лицу… Жанр не тот…

Поэтому лучше всего рассказать эту историю от третьего лица. Примерно так, как я ее воспринимала, когда слушала Короткова. То есть пропуская мимо ушей его самобичевание и только рассматривая картинки, складывающиеся в моем воображении. Занимательные, надо сказать, картинки и даже поучительные в какой-то мере…