Сэм Льювеллин - Прилив

— Конечно! — широко улыбнувшись, сказала она. — Я уеду с Жан-Клодом и останусь у него.

Я припомнил вчерашний рев мотоцикла под окном и без энтузиазма промямлил:

— Ну, если ты считаешь это вполне удобным...

Брови Фрэнки взметнулись, оценивающий взгляд вернулся. Она почувствовала тонкое различие: «Ты привел в дом свое „увлечение“, а я уеду с моим», — говорили ее глаза.

Но это был мой промах, а не «увлечение».

— Идемте, Бьянка, — сказала Фрэнки. — Я покажу вам комнату.

Бьянка последовала за ней. Я тяжело вздохнул и протиснулся через двойные двери на кухню.

Андре, шеф-повар, оказался бледным широкоплечим мужчиной с моржовыми усами и близко посаженными смородиновыми глазами. Он потел над большой газовой плитой, шипевшей, словно змея, на самою себя. Я отрекомендовался ему и четырем его помощникам атлетической комплекции. Жизель, посудомойка, находилась в дальней стороне кухни. Это была старая сморщенная женщина, с шейным платком, завязанным узлом под самым подбородком. Она, незряче уставившись на выложенную белым кафелем стену, стояла возле раковины для мытья посуды, опустив туда руки.

Жизель выглядела потрясенной.

— В чем проблема? — спросил я.

Женщина повернула голову. Ее морщинистое загорелое лицо было залито высыхающими слезами.

— Кристоф, — сказала она.

— Что Кристоф?

— Он старый друг господина Тибо. С самого детства. Разве он стал бы обманывать его таким образом, как это здесь предполагается?

— Разумеется, нет, — сказал я, вовсе не подлаживаясь к ней: речь снова шла о верности.

— Моллюски, — сказал Андре, — есть моллюски.

С этим трудно было не согласиться.

— Ну что ж, посмотрим, — сказал я. — Принесите-ка мне этих устриц.

Я уселся близ раковины из нержавеющей стали с видом, как я надеялся, инспектора Микелина. Это был скудный, но превосходный официальный завтрак: бутылочка шабли и дюжина устриц, являвшихся предметом разногласий. Я ел так чинно и неторопливо, как только мог.

Жизель нависала надо мной, хрипло дыша и передавая мне дольки лимона.

— Плохой нынче выдался год, — бурчала она. — В самом деле плохой. И погода стояла неприятная. И Кристоф уже не так молод, как прежде. Но он по-прежнему доставляет устриц высокого качества, несмотря ни на что.

Жизель говорила горячо, страстно. Андре оторвал глаза от филе окуня и сказал:

— Дай же ему спокойно поесть!

Устрицы были превосходны, о чем я не преминул заявить, в следствие чего Жизель задрала нос и выглядела победительницей. Но я тут же высказал мнение, что они меньше, нежели им следует быть, отчего в глазах Андре восстановился блеск. Я налил им по стаканчику вина и вернулся в бар, установив на кухне атмосферу того самого «худого мира», который лучше «доброй ссоры».

Когда я поднимался по ступенькам наверх, поток желающих пообедать клиентов стал прибывать. Я уселся за письменный стол в маленькой конторке близ гостиной. Там находилось бюро для хранения документов и один из тех усложненной конструкции телефонов, что так любил Тибо. Помещение это, должно быть, служило офисом ресторана, поскольку было завалено счетами. Я сложил их стопкой и сунул в бюро.

Затем поднял телефонную трубку и набрал номер в Англии.

Ответила Мэри Макфарлин, мой секретарь и вдова старика Хенри что управлял судостроительной верфью в Южной Бухте, неподалеку от Пултни, на побережье. Хенри умер, и Мэри распродала собственность. Теперь она, широченная, как амбарные ворота, сидя за письменным столом приемной в голубой спортивной куртке и холщовой рыжевато-коричневой юбке, принимала телефонные звонки.

— О, привет, — сказала она. — Все в порядке?

— В некотором роде.

Если бы я поведал ей, что произошло, она, вероятно, считала бы своим долгом проявить сочувствие. Я же находился не в том настроении, чтобы принять его.

— Тибо не подавал о себе весточки?

— От него ни слуху ни духу, — сказала Мэри.

Сердце мое упало.

— Было два звонка. Из банка. Они торопятся получить заключительный платеж по «Арку».

Не только они.

— Это под контролем, — сказал я. — Еще кто-нибудь звонил?

— Арт Шеккер. Он должен получить от тебя ответ в двухнедельный срок и переговорить с людьми, предоставляющими субсидии.

— Я согласен.

— Это благо, — сказала Мэри. — Я имею в виду «Флайинг Фиш Челлендж». Довольно увлекательно.

— Да, — согласился я. — Сделай мне одолжение. Не могла бы ты раскопать наряды по «Аркансьелю»?

— Да ведь их около двух тысяч.

— Наряды по монтажу кингстонов для охлаждения двигателя. Выясни, кто их поставлял и кто монтировал.

Я сообщил ей телефонный номер ресторана и повесил трубку. В кресле возле соседней двери сидела Бьянка и наблюдала за мной своими синими выразительными глазами. Заметив, что я смотрю на нее, она отвела взгляд.

— Что вы делали в доме Тибо? — спросил я.

— Шесть-семь человек из команды Тибо жили там.

— И он не сообщил вам, куда направляется и чем собирается заниматься?

Нижняя губа Бьянки сердито выпятилась:

— Я его помощница, но не любовница. Я была в отъезде. Вернулась этим утром. Тибо позвонил и попросил принести кое-какие бумаги. Я нашла, что искала.

Мне вспомнилось, какое лицо было у Тибо вчера вечером: кожа, тонкая как бумага, обтягивала его скулы.

— Не понимаю того парня с ножом, что заталкивал вас в камин.

Бьянка снова отвела глаза.

— Тибо руководит большой командой, чтобы строить лодки и выигрывать гонки, — сказала она и скривила губы. — Полагаю: там, где большие деньги, бизнес тоже большой, но и грязный.

— И вы готовы оказаться пронзенной клинком ради его бизнеса? — поинтересовался я.

— Он попросил вас присмотреть за рестораном, и вы ведь выполняете его просьбу, — попыталась объяснить Бьянка. — Тибо обладает способностью мобилизовать людей. Как бы там ни было, мне неизвестно, где он.

— А что это за бумаги: те, которые вы забрали?

— Не знаю.

У Бьянки был «упрямый» подбородок. «А если бы и знала, все равно не сказала бы», — казалось, подтверждал он.

— Где они?

— Какой-то человек забрал их.

Глаза Бьянки были исполнены особой синевы: глубокой, как вечернее небо; их блеск и глубина подчеркивали яркость оливковой кожи ее лица.

— Что за человек?

— Я оставила бумаги для него в ресторане, сама же его не видела.

Бьянка с подозрением относилась ко мне. А я — к ней. Я не верил ей, но и Бьянка не собиралась мне ничего рассказывать.

Я отправился восвояси. Бьянка последовала за мной: на случай, если я вознамерюсь поискать папки в ее комнате.

— Команда Тибо, — сказал я. — Где они все?

— Я только что звонила. Все ушли три дня назад. Дескать, Тибо велел уйти: все кончено.

— У него был менеджер?