Сэм Льювеллин - Прилив

Блондинка подняла глаза, и ее будто током ударило.

— Господин Креспи, — молвила она.

Тот на ходу одарил ее широкой механической улыбкой. Он и сопровождавшие его лица сразу же прошли во внутренний офис.

— Так это Креспи? — спросил я.

— Хозяин. — Блондинка порозовела и разволновалась. — Он наносит визит.

— А, — протянул я.

Хозяин, господин Креспи, был тем самым человеком, который вчера вечером находился в кокпите «Уайт Уинг». Это он не уступил ни дюйма, когда Бьянка провела «Аркансьель» буквально под носом у кеча. Мужчины, сопровождавшие Креспи, должно быть, служили у него секретарем и шофером, но выглядели они скорее как телохранители. Немного найдется страховых брокеров, которые чувствуют необходимость обзавестись телохранителями.

Когда я вернулся в Старый порт, часы показывали двенадцать и столики на мостовой были заполнены народом. Жерард стоял у двери, рот его то открывался, то закрывался, как у выброшенной на берег кефали.

— Что с тобой? — спросил я.

— Мадемуазель... Она нездорова.

— Мадемуазель?

— Фрэнки.

Я ощутил пустоту там, где должен был бы находиться желудок, и кинулся в дальнюю часть ресторана. Фрэнки стояла за стойкой бара, спиной ко мне, и начищала стаканы. Обычно ее плечи были развернуты. Сейчас же Фрэнки понурилась, а ее синее джерси обвисло.

Мне была знакома эта поза, и, увидев ее, я пал духом. В раннем детстве через руки Фрэнки прошли последовательно увечные гусеницы и трехногий мышонок. Она подбирала их, ухаживала за ними, но они умирали. Всякий раз при этом плечи Фрэнки опускались и наступал конец света.

Мэри Эллен придерживалась мнения, что общение с парнями снимет у Фрэнки этот комплекс. Но Мэри Эллен обладала непоколебимой склонностью судить о чувствах других людей по своей собственной, пробной, как скала, психологической устойчивости. Фрэнки была еще не в том возрасте, когда проводят различие между людьми и трехногим мышонком. К примеру, парень из гаража — достаточно подходящая кандидатура, если вы одобряете встречи вашей пятнадцатилетней дочери с двадцатипятилетним смазчиком, на суставах пальцев которого вытатуировано его имя. Фрэнки пыталась спасти его от самого себя, а он благосклонно принимал ее стипендию и тратил деньги; на Шерон из магазина по продаже чипсов. И опять опускались плечи Фрэнки.

Разумеется, прежде в том не было моей вины. Но теперь вина была моя. Все, что я мог сделать, это повториться. «Он проходимец. Я поступил так ради твоего же благополучия, потому что люблю тебя», — хотел сказать я.

Но вместо этого произнес лишь:

— Фрэнки!

Она обернулась. Лицо ее обычно было «сердечком», как выражаются люди, склонные к образным характеристикам. Теперь же левый глаз Фрэнки потемнел и закрылся, одна щека опухла, кожа побагровела от синяков, а губа была разбита.

— Что случилось?! — спросил я, лишь только дар речи вернулся ко мне.

Фрэнки смотрела на меня уцелевшим глазом, машинально вытирая зажатый в руке стакан.

— Случайность, — выдавила она, чуть не плача.

— Что произошло?

— Я тебя ненавижу.

— Что он сделал?

— Жан-Клод сказал: я виновата в том, что ты дрался с ним. Он оттолкнул меня. Я не удержалась на ногах и ударилась головой о стул, В том не его вина. Жан-Клод ужасно расстроился. Он ничего не мог с собой поделать.

Сердце мое тяжело стучало. Дыхание сперло.

— Где он живет? — спросил я.

Стакан, который Фрэнки держала в руке, полетел мне в голову, но миновал ее. Фрэнки выбежала из бара и бросилась к двери с надписью «Частные апартаменты». Я стоял похолодевший, прислушиваясь к рыданиям, которыми разразилась Фрэнки, достигнув лестничной площадки. Рядом со мной, ломая свои длинные бледные руки, пускал слезу Жерард.

— Женщины есть женщины, — сказал он.

Я сходил за совком и щеткой и собрал осколки. А затем потащился наверх и постучал в дверь дочери.

— Уходи, — отрезала она.

Я повернулся и увидел Бьянку. Она подозвала меня кивком головы и сказала:

— Бесполезно говорить с ней сейчас, когда она разгневана. Я глубоко вдохнул, чтобы сказать ей: не вмешивайтесь не в свое дело. Но сдержался. Бьянка вовсе не вмешивалась, а только посредничала, из доброты. Есть разница. Я запихал мысли о Фрэнки и Жан-Клоде в дальний отсек своей памяти и отказал им от дома. После чего нашел в себе силы улыбнуться Бьянке. Мне хотелось спросить у нее кое о чем.

Мы устроились в больших засаленных креслах гостиной. Бьянка сидела словно балерина: спина прямая, коленки — врозь.

— Кто такой господин Креспи? — спросил я.

Еще мгновение назад на лице Бьянки играла полуулыбка этрусской богини. Теперь же улыбка словно застыла.

— Креспи? — переспросила Бьянка.

— Человек на борту «Уайт Уинг». Владелец агентства «Джотто».

— Не знаю, о ком вы говорите.

— Вздор! — резанул я.

Наступило молчание. Его нарушила Бьянка.

— Вы ничего не понимаете. Даже собственную дочь не в состоянии понять, — заявила она, глядя на меня сквозь ресницы.

Это была примитивная попытка отвлечь внимание. Я воспринял ее как вселяющий надежду признак. И заявил:

— Вам не нравится этот Креспи. Вы получаете удовольствие от того, что выставляете его дураком.

Бьянка пожала плечами:

— Да ну?

— Почему?

— Да потому, что он свинья. И я не желаю говорить о нем.

Я попытался зайти с другой стороны и сказал:

— Вы заботились о страховках Тибо?

— Нет.

— Тогда откуда вам известно об агентстве «Джотто»?

Лицо Бьянки стало белым как простыня. Наконец она выдавила: — Тибо доверял вам. Поэтому и я вам доверяю. В тех бумагах, что я забрала в Мано-де-Косе, были документы «Джотто».

— Итак, вы знали, что Креспи — владелец агентства «Джотто»?

— Нет, — совершенно безучастно сказала Бьянка. — Послушайте, если хотите, я покажу вам эти документы.

Это была еще одна попытка отвлечь внимание. Теперь я не мог пропустить ее мимо ушей и сказал:

— Я думал, кто-то забрал их.

— Тибо говорил мне, что вы — старые друзья, но он должен вам деньги. Я вынуждена защищать его интересы.

— Тибо в бегах, — сказал я. — Друзья — это люди, которые помогают в беде. Я не ношу при себе нож.

— Понимаю, что вы имеете в виду.

Бьянка пошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь. Я сидел, уставясь на панель. Когда Бьянка вышла, брови ее были нахмурены.

— Документы пропали, — выдохнула она, почесав в затылке.

— Что значит пропали?

— Кто-то взял их.

Я направился в комнату Бьянки. Там стоял аромат ее духов. Верхний ящичек туалетного столика был выдвинут. И пуст.

— Но кто?

— Здесь лежали две папки. Я сунула их в ящик вчера вечером. Фрэнки все утро никуда не выходила. Она не хочет разговаривать с вами, верно? Так я ее спрошу.