Яна Розова - Убийца в фамильном гнезде

– А сейчас ты мне будешь рассказывать что-нибудь гадкое о Никите.

– Почему?

– А он обещал о тебе рассказать!

– Что?

– Он еще не раскололся. Но что-то о тебе уже разузнал.

Отвратительный зародыш некой догадки мелькнул у меня в голове.

– Что разузнал?

– Ну, я думаю, нечто такое, что случилось тогда, в твоем прошлом.

Илья задумался, потом встал, не слишком ловко, держась за спину, и начал собирать ветки. Я молчала и не шевелилась. Наконец он собрал небольшой костер, разжег его, снова сел на одеяло. Его привычка отмалчиваться в сложные минуты немного раздражала.

– Илья, тебе есть что скрывать от меня?

Я уже была не рада, что затеяла этот разговор. Иногда, очень редко, выпадают такие моменты, когда стоит отказаться от поиска правды.

Он откинулся на спину и протянул ко мне руки. Невольно я подалась к нему, в эти уверенные, сильные объятия, совершенно забыв о только что заданном вопросе.

– Нета, ты должна доверять мне. Если ты меня любишь, то ты должна мне доверять…

Договорить он не мог, его губы оказались слишком близко к моим, и, конечно, мы оба знали, что слова ничего не значат, если они не подтверждаются поцелуем.

И тогда случилось то самое, настоящее, не смешанное с посторонними мыслями, с мутными чувствами. То, чего я ждала, на что надеялась и точно знала, что об этом я никогда не пожалею.

… – Что будет теперь? – опомнилась я, когда поправить ничего было уже невозможно.

– Мы уедем отсюда и поженимся, – спокойно сказал Илья.

Конечно, это была программа-максимум, на которую я не рассчитывала, зная кое-что о личной жизни Ильи, но у меня были еще кое-какие цели, кроме следования завету «плодитесь и размножайтесь».

– Но Никита…

Илья покрепче прижал меня к своей теплой обнаженной коже, пахнущей немного потом, немного травой, немного сексом.

– Я сам с ним поговорю. Я его с детства знаю.

– Нет. – Я высвободила правую руку, чтобы гладить пальцем пульсирующую жилку на шее Ильи. – Я скажу. Он серьезно ко мне отнесся, если я на тебя свалю все разговоры, будет очень стыдно.

Илья тоже вытащил руку из-под моей шеи – глянуть на часы.

– Мать честная, – удивился он. – Три часа ночи!

– Никита, не надо.

Закрыв глаза, он зарывался губами в мои волосы, судорожно сжимая мои плечи. Я попыталась высвободиться, но он был намного сильнее, чем можно было представить со стороны.

– Почему не надо? – прошептал он, не открывая глаз.

Было утро, мы стояли возле его машины, которую он не оставил на стоянке возле ворот, а подогнал к самому дому, и все, кто был в доме и в парке перед домом, любовались нашими нежностями.

Из-за зрителей я не смогла сказать то, что обязана была сказать в первую же секунду нашей встречи.

– …У Никитки совсем крыша съехала.

Я услышала это, проходя мимо кухни. Думаю, что произносившая эту фразу Руслана и хотела, чтобы ее слова донеслись до моих ушей. А говорила она их Илье.

Я видела его в дверном проеме, видела и то, как он смотрел на меня и Никиту, чьи руки словно прилипли к моему телу. От его прикосновений хотелось визжать.

Илья уже сделал шаг в нашу сторону, но остановился. Он решил отложить дела любовные ради дел неотложных.

Наверху я тоже не смогла поговорить с Никитой. Не успели мы подняться на второй этаж, как его вызвал к себе дед. Потом был завтрак с казачьим атаманом, на котором пришлось присутствовать и мне, и Никите, и Илье, и всем членам семьи Цирулик. А после завтрака Никита срочно уехал на завод. Линию на химзаводе запустили, но она вышла из строя, и следующую ночь Никита тоже проведет в городе.

Прощался он со мной снова как сумасшедший. И снова на том же самом месте, на виду у всего честного народа – на пороге дома, перед парком, где прогуливались казачки с казачатами. Публике сцена «Прощание славянки» очень понравилась.

А мне – гораздо меньше. Никита держал обеими руками мою голову и целовал мои брови, веки, щеки, губы. При этом его губы были сухими и обветренными, а глаза такими усталыми, что не было для этого сравнения. И мне казалось, что, если я попытаюсь вырваться, он сломает мою шею.

Когда «ауди» отъехала от дома, я осталась стоять на месте, будто Никита не целовал меня, а прибивал к земле дюбелями. И у меня дрожали колени.

– Позвони ему, – сказал мне Илья, спускаясь со ступенек. – Позвони и скажи все.

Я обернулась к нему, и он, замерев на месте, испуганно спросил:

– Тебе плохо? Ты белая как мел. Что он делает с тобой?

Сглотнув вязкую слюну, я ответила:

– Все будет хорошо. Это ерунда. Он меня немного пугает.

Мне надо было немного полежать. Я вошла в дом, где в холле меня поджидал Дмитрий Петрович Онищенко – наш археолог.

– Нета, здравствуйте. – Он пожал мне руку. – Я приехал, чтобы с Виктором Ивановичем поговорить, но он занят. И мне сказали, что надо вас попросить о помощи. Я хочу получить его разрешение на возобновление раскопок. Вы поможете?

– Если смогу, – ответила я. – Почему вы думаете, что меня он выслушает?

Археолог растерянно помялся.

– Ну, я бы вас мог как-то отблагодарить. Я не богатый человек, но…

– О боже! – испугалась я его мыслей. – Да вы что! Я не это имела в виду. Вам подписать что-то надо?

– Да. – Онищенко протянул мне бумажку.

Вместе с этой бумажкой я поднялась наверх.

– Виктор Иванович! – Предварительно постучавшись, я приоткрыла дверь.

– Заходи, – разрешил он. – Ты чего?

Дед стоял у окна, любуясь оживлением в нашем парке. Я показала ему бумажку археолога. Он пожал плечами и подписал ее.

– А пусть себе копает. Только когда казаки разъедутся. Чего еще хочешь?

– Виолетту внесите в завещание навсегда. – Называя ее имя, я ждала, что дед спросит, не вернулись ли ко мне подозрения на ее счет. Но скользкую тему он обсуждать не стал, а вместо этого спросил:

– А вы что, подружились?

– Нет, конечно. Просто она для меня кое-что сделала.

– А я – расплачивайся? – Дед явно веселился. Причем больше обычного. Очень может быть, что таблетками он увлекся всерьез. – Ладно, но ты привези…

– Я поняла. Я привезу, но мне кажется, что вы слишком много принимаете.

– Не твое дело, – отрезал он и сделал мне знак рукой, будто смахнул с винограда муху.

Это означало: пошла прочь.

И я пошла прочь. У меня созрел план.

Трудно было поверить в такое счастье, но Илья был настроен решительно. Он собирался оставить дом Цируликов, то место, где прожил так много лет и где его ценили, любили, были от него зависимы, только ради меня. И я ни за что не откажусь от своей новой, прекрасной жизни с Ильей. Но если я хочу уехать из поместья со щитом, а именно обнаружив убийцу сестры и передав его в руки правосудия, мне стоит принимать решительные меры. Ведь в моем счастливом будущем не должно было быть недовыполненных дел, памяток о чем-то, что я не смогла сделать раньше.