Дия Гарина - Страшная сила

Крешин так энергично взмахнул руками, что смел со стеллажа сразу несколько сувениров, и те с приглушенным стуком упали на ковер, чтобы тут же утонуть в пятисантиметровом ворсе.

– Вы серьезно? – Я опять едва не подавилась. И, чтобы спрятать смущение, ядовито выдохнула: – Не царское это дело – по цехам шастать…

– Угу. Не царское. Всего лишь директорское… И не смотрите на меня так недоверчиво. Между прочим, почти все мои предшественники усаживались в это кресло только после того, как отишачивали в цеху с десяток лет. Вышли из народа, так сказать… И связи с этим самым народом не теряли. А чем я хуже?

– Хотите показать мне капитализм с человеческим лицом? – не сдавалась я. – Еще скажите, что кабинет свой в подвале устроили, чтобы поближе к земле быть, корней не потерять.

– Ответ не верный, – почти нормальным голосом сказал Крешин. Его уже отпускало. Вот что значит вовремя пропущенная рюмка, даже если это пробирка. – Кабинет директора был здесь всегда. А почему именно здесь… Хотите, покажу маленький фокус?

Не дожидаясь моего согласия, хозяин кабинета заговорщицки улыбнулся и, быстро протянув руку к стеллажу, пробежал пальцами по железной стойке.

Словно в памятных с детства приключенческих фильмах, стеллаж бесшумно двинулся в сторону, открывая черный прямоугольник потайного хода.

– Я его совершенно случайно обнаружил, – с неизменной улыбкой глядя на мое вытянувшееся лицо, проинформировал олигарх. – Когда только-только бразды правления принял. Потом потихоньку выяснил, что на комбинате о потайном ходе никто ничего не знает. Так что это – моя маленькая тайна. Впрочем, теперь и ваша. Не выдадите?

– Что б мне всю жизнь в туфлях без каблуков ходить, – уверила я, наблюдая, как круг света от фонарика-брелока, извлеченного из директорского кармана, освещает бетонные стены. Тяжелое чувство нехорошо толкнулось внутри. Что ж, я имела полное право недолюбливать каменные мешки. Слишком свежа в памяти была бетонная яма, в которой…

– А что там, на другой стороне? – Я с опаской двинулась следом за Крешиным, то и дело оборачиваясь на оставшийся за спиной светлый проем. Как будто опасалась, что он исчезнет.

Ну, вот! Накаркала… С тихим скрипом кусок стены начал возвращаться в исходное положение, отрезая меня, и ничего не замечающего Крешина, от остального мира. Что-то оборвалось во мне, заставляя рвануть наперегонки с дверью-стеной. Понадобилось всего четыре скачка, чтобы оказаться совсем рядом с выходом, но только для того, чтобы в явном помрачении рассудка просунуть руку в стремительно сужающуюся щель, и едва успеть ее выдернуть.

– Да что с вами?! – Раздраженный голос Крешина укоризненно отражался от бетонных стен, замирая в залитом чернильной тьмой коридоре. Я почувствовала, как его руки обхватывают меня поперек туловища, собралась вырваться, и только тогда поняла, что уже целую минуту пытаюсь высадить плечом несокрушимую бетонную преграду. Мама дорогая! Похоже, дурной пример Павла оказался для меня заразительным. Только в отличие от контуженного в Чечне омоновца я приобрела фобию замкнутого пространства.

– Как отсюда выйти?! – Я изо всех сил старалась унять дрожь в голосе, но гнездившийся под сердцем страх просачивался в каждое произнесенное слово и разъедал, как серная кислота. – Что за глупые шутки? Выпустите меня немедленно!

– Ты что, с ума сошла?! Сейчас же прекрати истерику! – Маленький огонек фонарика-брелока впился мне в зрачки. – Успокойся. Что ты себе навоображала? А? Что я тебя сюда завел, чтобы заживо замуровать? Да еще и вместе с собой? Не ожидал от тебя …

В тоне Крешина чувствовалось окончательное разочарование в умственных способностях женского пола.

– Вы можете открыть? – только и смогла выдавить я, передергиваясь от нутряного озноба.

– Конечно, могу!

Пятнышко голубоватого света перестало слепить меня, и переместилось на встроенный в стену железный рычаг, которого я в панике не заметила. Ухватившись за него, Крешин навалился сверху всем весом, и под терзающий уши скрип металлический прут с натугой двинулся вниз. А потом вдруг заупрямился, замер в секундной неподвижности, и под громкое ругательство напрягшегося олигарха обломился в пяти сантиметрах от основания.

– Мама дорогая… – прошептала я, прислоняясь к шершавой стене и покрываясь сакраментальным холодным потом. – Роди меня обратно…

Мы сидели у замуровавшей нас стены, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться в незаметно подкравшемся холоде. Сколько времени прошло с момента нашего пленения оставалось тайной не меньшей, чем тайна «золота партии». Сотовые давным-давно разрядились в тщетных попытках связать нас с внешним миром, ненадолго пережив фонарик-брелок. Чертовы китайские батарейки! И Крешин тоже хорош! Денег, что ли, на японские пожалел, миллионер хренов?..

– А нас точно не услышат? – наверно в сотый раз переспросила я, чтобы только избавится от тишины, давящей не хуже могильного камня.

– Точнее не бывает, – устало отозвался Крешин. – Здесь абсолютная звукоизоляция, можешь поверить…

– Верю. Как вождю всех времен и народов верю, Витенька. Но лучше бы ты ошибался…

– Конечно лучше, кто ж спорит.

Мы перешли «на ты» почти сразу. Как только поняли, что шансов выбраться отсюда, у нас нет никаких. Согласитесь, что перспектива совместного протягивания ног сближает куда сильнее, чем питье на брудершафт.

– Господи, и зачем только я…

Не успела я перечислить все то, что мне не следовало бы делать сегодня, и в течение последних нескольких лет, как почувствовала, что меня прерывают самым наглым образом. Ужом вывернувшись из крепких мужских объятий, я отбежала вглубь коридора, всего несколько раз стукнувшись о бетон, и с безопасного расстояния предупредила:

– Не доводи меня до греха, Витенька!

– В каком смысле? – Тихие шаги медленно, но верно приближались.

– В таком, что могу нечаянно шею тебе свернуть. Ненавижу, когда меня используют!

– Всех нас используют. Такова жизнь.

– В таком случае, предпочитаю, чтобы меня использовали по прямому назначению, – опрометчиво заявила я, все дальше углубляясь в недра невидимого коридора.

– Так я вроде и собирался, – чернота рассмеялась голосом Крешина.

– А по-моему, ты меня как лекарство от страха использовать собирался, – возразила я не сбавляя шага. Левая рука легко касалась стены, и только царапавшая пальцы шершавая поверхность убеждала, что это – не кошмарный сон.

– И куда ты собираешься убежать? Там тупик. Я же говорил…

– Говорил он… А на хрена тогда такой подземный ход, если он тупиком заканчивается?!

– Не знаю. Наверное, достроить не успели.. Думаю, здесь планировали сделать бункер на случай ядерной войны… Послушай, Ника. Кончай эти кошки-мышки. Я прекрасно знаю, что ты можешь меня морским узлом завязать. Так зачем эти гимназистские штучки? Врежь мне, если ты против. Только учти, что нам осталось от силы несколько дней. И совсем невеселых. А посему положительные эмоции ни тебе, ни мне не помешают.