Ольга Лаврова - Из жизни фруктов

Состав прошел, но Лобов по инерции все еще кричит:

-- А ты, Владимир Тарасыч, очень мечтаешь, чтобы товар пришел целенький?

-- Чего мелешь? -- огрызается тот.

Лобов взглядывает на Знаменского и спохватывается:

-- Нет, разумеется, все заинтересованы в сохранности грузов, Горячимся, потому что болеем за общее дело. Хотя я лично -- не материально ответственный, поймите меня правильно. Мое дело взвесить. Однако невольно принимаешь к сердцу. Если глубоко разобраться, Пал Палыч, то корень зла -поставщик.

-- Вот это точно! -- с воодушевлением подхватывает Васькин.

-- Самое удобное -- ругать тех, кто отсутствует, -- отзывается Пал Палыч.

-- Нет, верьте слову, при существующем положении поставщи-ку плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!

-- А тара? -- гремит Васькин. -- Бывает, товар -- в одном углу, а доски от ящиков -- в другом!

-- И вы знаете, почему так?

-- Знаю, -- кивает Знаменский Лобову. -- Убытки оплачивает не отправитель, а получатель.

-- Грузит один -- платит другой, а дорога, разумеется, виновата, -иронически заканчивает Лобов.

Малахов с искренним сожалением подтверждает:

-- Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.

-- Чаще недогруз или перегруз? -- уточняет Знаменский.

-- Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, напри-мер, вагон по нулям. Значит -- килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По норме.

-- Все равно пишете? Всегда?

-- Да слушайте его! -- срывается Васькин. -- По нулям! Весы-то не аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность? -- оборачивается он к Лобову.

-- Плюс-минус полтонны на вагон.

-- Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!

-- Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию грузов, товарищ Лобов?

-- Разумеется, -- он достает из "дипломата" учетную книгу.

-- Откройте двадцать девятое апреля.

Лобов шуршит страницами. Нашел.

-- Три вагона, -- продолжает Пал Палыч. -- Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.

Лобов просматривает записи.

-- Названные вами вагоны не значатся.

-- Вернее, у вас не помечены.

-- А почему должны быть помечены?

-- Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.

Воцаряется неприятная пауза.

-- Я попрошу уточнить, откуда сведения.

-- От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.

Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно "припоми-нать".

-- А-а... Во-он вы про что... Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что -когда дождь шел!

-- Ну, допустим, шел, -- тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.

-- С утра зарядил, помнишь?

-- Ну?

-- Этот случай я объясню, Пал Палыч.

-- Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.

-- Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? -- Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. -- Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек -- будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.

Васькин сообразил что к чему:

-- А-а... Это когда я говорю, вагон дефектный...

-- Ну да, я говорю, принимай, а ты говоришь, надо комиссию. -- А-а... Ну помню... еще дождь лил...

-- С самого утра!

-- Очень хорошо, -- прерывает их Пал Палыч; на глазах столко-вались, и ничего не поделаешь. -- Кто вошел в комиссию по приемке?

-- Да кого я под самый праздник соберу? -- бодро отвечает Васькин. -- В ливень-то на перроне стоять? Решил, пусть пройдут майские, тогда.

-- Так. Груз оставался еще в ведении дороги?

-- Нет-нет-нет. Раз мы транспортировали получателю, пломбы целы, претензий к нам нет -- уже все. Дальше их забота. -- Лобов поводит рукой в сторону Васькина.

-- Это ты брось! Я тебе хоть где расписался?!

-- Но груз на твоей территории?

-- Ничего не значит!

-- Нет, Владимир Тарасыч, я попрошу! Очень даже значит!

Между Лобовым и Васькиным опять готова разгореться пере-палка, но Знаменский поднимает руку.

-- Так или иначе, днем двадцать девятого апреля помидоры существовали. Что же дальше? Их смыло дождем?

-- Дальше моя смена кончилась, -- говорит Васькин и, не глядя на Малахова, спрашивает: -- Вань, ты эти вагоны не комиссовал?

Малахов ошарашен.

-- Котя! Мне ж никто ничего! Маневровый, наверно. Подце-пил и увез.

-- Пустые или полные, Малахов?

Тот в растерянности хлопает глазами.

-- Не подходил даже. Не знаю. Другие принимал. Вагонов полно было. А с обеда отпускал. С той стороны. Где автомобиль-ный подъезд.

-- Простите, пожалуйста, я, вероятно, уже ничем не могу помочь... В институте сегодня семинар. -- Для Лобова настал удобный момент улизнуть, он прощается и спешит прочь.

-- Запросто могли груженые увезти, -- заявляет между тем Васькин. -Под праздники тут Содом и Гоморра.

-- Под праздники -- жуть! -- поддерживает Малахов.

-- А в следующую свою смену вы поинтересовались судьбой вагонов?

-- Да ведь это уже после праздников было! -- восклицает Васькин. -Голова-то с похмелья... Чего уж там! -- Ему ответ кажется вполне исчерпывающим, а разговор законченным.

Знаменский улыбается, вдруг развеселившись.

-- Значит, не найти мне тех помидоров? Потерялись, замота-лись. А?

Кладовщики выжидательно молчат.

-- Все-таки попробую. С двадцать восьмого по тридцатое у вас работали студенты. Припоминаете?

-- Работали, -- согласно кивает Малахов. -- Наши грузчики -- в складу. Те -- снаружи, на погрузке машин.

-- Вот и договорились: на погрузке машин.

-- Ну и что? -- осведомляется Васькин.

-- Да ребятам скучно было, решили для развлечения соревно-ваться -факультет на факультет. Для подведения итогов запи-сывали количество машин. И, представьте себе, их оказалось здорово больше, чем у вас по накладным! Выходит, был лишний "левак".

На скулах у Васькина набухают желваки.

-- Такие записи -- не документ!

-- Небось набавили! Для игры!

-- Не похоже, Малахов. Ребята серьезные, математики. Даже номера машин называют. Профессиональная память на числа.

-- Да не принимали же. Те вагоны. Не принимали мы их.

-- Официально не принимали. А по-тихому, я думаю, разгрузи-ли.

Малахов засматривает в лицо Васькину и упавшим голосом спрашивает:

-- Коть?..

-- Вранье!

* * *

Томин и Кибрит разговаривают, шагая по коридорам Петров-ки, 38.

-- Тебя оставили в покое, Шурик?

-- Со вторника хвоста нет.

-- И неясно, что это было?

-- Одну даму на выбор проверил -- ни в какую версию не влезла.

-- Всего одну даму! Не слишком ли беспечно?

-- Но криминала же нет. Ходить за мной -- не преступление. -- Томин прислушивается. -- Извини, Зинуля.