Ольга Лаврова - Побег

- Да ведь облаву готовим, товарищ майор... А что вы предложите?

- Срочно засаду у дома Багрова, засаду у школы и кого-то отправить в Новинск. Пусть удержит директора, пока Багров на свободе.

Гусев не страдал ложным самолюбием:

- Спасибо, товарищ майор. Действительно раскачиваться некогда. Разрешите привлечь штаб дружины?

Людей для путной облавы явно не хватало.

- Ну, что делать. Только с умом!

Школу как наиболее верный объект Томин взял на себя; в подмогу участкового Ивана Егоровича.

Они обогнули здание по широкой дуге, подыскивая мало-мальски удобное укрытие. Над служебной дверью горела лампочка в проволочной плетенке и призрачно светилось одно окно.

- Пелагея телевизор смотрит, - вполголоса сказал участковый и пояснил, что та работает в школе уборщицей и ведет холостяцкое хозяйство Загорского, а он за то уступил ей комнату в своей квартире.

Еще по пути сюда Иван Егорыч сетовал, что школа дескать, на юру и спрятаться возле нее негде. Так оно и было. Придется ожидать Багрова внутри, что по многим соображениям гораздо хуже. Став поодаль, они совещались, как поступить, когда внимание Томина привлекла цепочка следов, ведшая напрямик через спортплощадку.

- Иван Егорыч, постойте на шухере, я поинтересуюсь. Отсюда вам обзор хороший, если что - подайте сигнал. Какой-нибудь безобидный.

- Мяукаю я с детства совершенно натурально, на два голоса, - серьезно сообщил участковый. - Чистая кошачья драка.

Однако мяукать не понадобилось, никто вблизи не появился, и Томин внимательно и с неприятным предчувствием рассмотрел то, что сумел, на снегу.

Без Кибрит некому было вычислить рост, вес, комплекцию и прочее. Томин лишь констатировал, что кто-то недавно приходил, потоптался, сплюнул кровью и ушел обратно. Нога очень крупная, шаг широкий.

Тетку Пелагею вторично за вечер оторвали от телевизора. Прежде всего Томин задернул шторы у Загорского, включил свет и не велел гасить. Расспрашивать предоставил Ивану Егорычу, с которым та держалась свободней.

Описанный теткой Пелагеей визит настолько органично ложился на Багрова, что почти и сомнений не оставлял. Рассказывала она четко, только со временем находилась не в ладах: час ли назад, полтора ли являлся неведомый посетитель ответить не могла.

Томин позвонил дежурному, обменялись новостями: Виктор помчался в Новинск, вторая засада на месте. Участковому определили побыть все-таки в школе для верности, Томин возвратился в милицию, нещадно грызя себя. Сколько раз жизнь щелкала его по носу за гонор, но он опять впадал в самонадеянность. Ведь предупреждал Паша: "Нельзя недооценивать Багрова" и еще что-то про энергию и напор. Послушать товарищей по работе, этих-то качеств у Томина хоть отбавляй. А вот на поверку беглый зэк - изголодавшийся, изнуренный - проявил их куда больше.

На что еще он способен? Чем занят сейчас?..

В дежурке Гусев напутствовал группы захвата:

- Итак, имеем восемь адресов. Стесняться не приходится, в каждый курятник будем нос совать. Сверяем часы. Девять сорок шесть. Операцию назначаем на десять десять. Имеете добавления, товарищ майор?

- Старайтесь потише. Восемь адресов - это наше предположение. Кто поручится, что не двенадцать?

Гусев обернулся к "захватчикам":

- Для пресечения слухов: по каждому адресу, где пусто, оставляем своего человека. Пусть следит, чтобы не перебежали из дома в дом шепнуть.

* * *

Багров как-то выпал из ситуации, переживая обманчивое впечатление, будто отныне все хорошо. Заговаривал о пустяках, по-доброму улыбался.

Майя Петровна с сожалением вернула мужа к действительности:

- Что же теперь, Миша?

- А что теперь? - все еще безмятежно отозвался он. - Спасибо, Загорского унесло. Постарался его ангел-хранитель.

- И твой тоже.

- Верно, и мой не подвел.

- Но что ты дальше?

Багров задумался, начал грустнеть.

- Поеду назад в ту же колонию. Придушу Калищенку, гада!

Прозвучало полусерьезно, и в том же тоне Майя Петровна "восхитилась":

- Очень умно рассудил, Миша. То-то нам с Катей радости!

- Выходит, спустить ему? Пускай подличает дальше, как нравится? скривился Багров.

- Да не о нем думай - о себе, о нас!

Багров опять помолчал и совсем потускнел.

- Конечно, придется сидеть. Эх... Только жди, Майка! Мне без тебя зарез!

- Подожду, Миша, - покорно согласилась она.

- Я знаю, прежнего нету, - с новой мукой покачал головой Багров. Привычка тебя держит... Катька у нас, дом... А ведь было счастье, Маюшка! Куда делось?

- Все здесь, Миша, на донышке. И твое, и мое, - показала та на бутылку.

- Брошу! Веришь? Брошу! Я уже отвыкать стал. Отсижу, и уедем давай, как ты хотела. Опостылело тут теперь! Начнем по новой, а?.. Может, тогда вернется... обратно полюбишь?..

Майя Петровна ответила осторожно, выверив наперед интонацию:

- Отчего не полюбить, Миша. Мужчина ты видный, работящий.

То была ложь во спасение; ничего не стоило толкнуть на новые безрассудства буйную и переменчивую его натуру.

- Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было... люди же - поймут! Прошу тебя!

- Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе...

- Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!

Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:

- Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.

- Значит, пойдешь? Честно?!

Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.

- Поцелуй!

То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.

Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.

- Я вещи соберу, продукты... - заторопилась она. - Принесу в милицию.

- Побудь еще, Майя...

Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше - какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!

Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.

- Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!

- Ну... ладно, - смирился Багров. - Подожду, пока обратно полюбишь.

Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, - прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.

И вот - скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.

Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.

Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!