Ольга Лаврова - Побег

- Что же, завсегда приятно вспомнить... На Выхина, вы знаете, я большой зуб имел. Ну и порешил: устрою ему пятиминутку по-своему! Только он бригадиров собрал, я прицепил его прорабскую будку к бульдозеру - и прямиком ее к котловану. Развернул аккуратненько и поставил на самый край. В окошко не пролезешь, а в дверь - это с парашютом надо. Страху они хлебнули - будь здоров! Еще немного, и могли загреметь...

- Я же не о том, Багров, отлично понимаете. Дремучая вы для меня душа. Может, рассчитывали остаться безнаказанным?

- Да что я - маленький?

- Не похоже. Тем более не верю я вашим объяснениям. Всерьез ненавидели прораба Выхина?

- Для вас лично? Конечно, Выхин - просто так себе, вредный человечек. Куда его ненавидеть!

- Вот видите, концы с концами и не сходятся. Знали, что придется расплачиваться, и все-таки устроили кутерьму! А вдруг бы грунт действительно пополз?

- Там пенек еловый я приметил, - подмигнул Багров, - он держал. А вообще вся затея сглупа.

- Я примерно представляю себе, что такое дурак. Картина иная.

- Спасибо на добром слове... Ну, может, со зла. Этак вдруг наехало... Сколько б ни врали, а русский человек работать умеет. Если пользу видит. Но когда дорогу кладем абы как, ради квартальной премии начальникам - захочешь работать? И во всем сущая бестолковщина. Круглое велят носить, квадратное катать. Гравий с бетоном - на сторону. Лет через пять от трассы одни ухабы останутся. А, что толковать!..

- И приписки небось.

- Да где без них, Пал Палыч? На приписках нынче земля стоит.

Оба помолчали. Вроде и вязался откровенный разговор, но ответа на вопрос Знаменского не было.

- Однако, Багров, не Выхин же придумал круглое носить, квадратное катать. Он вот удивляется: понятия, говорит, не имею, чего на меня Багров взъелся!

- Тогда одно остается - спьяну накуролесил.

- Думал я, - серьезно и как бы советуясь с Багровым, проговорил Знаменский. - И опять не выходит. Уж очень точно вы с этой будкой: поставили тютелька в тютельку над котлованом. Еще бы сантиметров тридцать - и ау.

- Это да, - с гордостью кивнул Багров. - Сработано было аккуратно.

- И непохоже, что вы хоть теперь раскаиваетесь.

- А чего раскаиваться? Потеха вышла - первый сорт! Вы бы поглядели на Выхину рожу! Он ведь о своем авторитете день и ночь убивается, и вдруг такая оказия!

- Так, - все силился протолкаться к правде Знаменский. - Не спьяну, значит. Да и выпили вы по вашим меркам не очень.

- Грамм двести и пивка. Бывало, чтоб забыться, втрое больше принимал, и то не всегда брало.

- Багров, от чего забыться? Расскажите, право. Вам теперь долго-долго не с кем будет поговорить.

Багров крепко, кругами потер лицо; стер наигранное веселье. Взгляд отяжелел, налился тоской. Он упер его в пол.

Неужели так и уйдет неразгаданный? Костанди сказал "очень несчастный". Он что-то учуял особое. А Знаменский не понимал... Нечего делать, не всякое любопытство получает удовлетворение. Кнопка под рукой, пора вызывать конвоира.

Но Багров вдруг вскинул голову и спросил быстро, боясь, видно, передумать:

- Вы, Пал Палыч, женаты?

- Нет пока.

- Считайте, повезло.

- Да?.. - вот уж чего тот не ждал. - Мне ваша жена показалась чудесной женщиной. И она так тяжело переживает...

Багров оживился:

- Переживает? Вот и распрекрасно! Пусть переживает. А то вздумала меня тремя сутками напугать!

- Ну и ну... - опешил Знаменский.

Понял он наконец: Багров решил "доказать" жене. Виданное ли дело?! Ну была бы мегера, а то женщина редкостная, светлая какая-то. Да и красивая - тихой, страдательной красотой. О муже говорила просто и грустно, и ни слова осуждения. И ей-то в пику навесить себе срок?..

- Выходит, назло своему хозяину возьму и уши отморожу?

- Ничего, мои уши крепкие. А ей урок на всю жизнь. Все я был, видите ли, нехорош! Ну, пил, и что? Под заборами не валялся, всегда на своих ногах приходил.

- Неотразимый аргумент! Вы, по-моему, изрядный самодур, Багров.

- Такой уродился. И давайте, Пал Палыч, без педагогики. Еще не хватает про печень алкоголика и прочее. Дома уже вот так! - показал ладонью сколько достал выше головы. - Как мужа с работы надо встретить? Первое дело - лаской. А она? Опять, говорит, приложился. И всех слов. Шваркнет на стол яичницу с колбасой! губы в ниточку - и на кухню, посудой греметь... Сижу, жую... Дочка в учебники ткнулась, будто меня вовсе нету. Иной раз плюнешь - и спать. А то посидишь-посидишь в такой молчанке, да и грохнешь кулаком об стол! Будет кто со мной говорить или нет? До какой поры мне ваши затылки разглядывать, так вас перетак?! Дочка в слезы, а у этой наконец язык развяжется - совестить начинает. Тут уж одно средство: шапку в охапку и в пивную. До закрытия.

Знаменский отчетливо представил описанную картину. Что с таким поделаешь? Пьяница в своих глазах всегда прав.

- Выходит дело, не повезло с женой. А на мой взгляд... Я ведь человек посторонний, выгоды нет вашу жену хвалить. Но что хотите, а Майя Петровна очень милый обаятельный человек.

- И на трое суток меня закатала - тоже обаятельная? Чтоб между мужем и женой милицию замешивать, это... Век не прощу! Нашла чем меня взять! Меня, Багрова! Да я три года отсижу - не охну! А она пускай вот теперь попляшет без мужа, авось прочухается!

- У меня от вашей логики аж зубы ноют... То, что вы сделали, Багров, нелепо! Понимаете? Дико и нелепо!

- Нелепо? Не-ет, гражданин Пал Палыч. Оригинально - согласен. Но тут большой расчет! Вот отсижу, вернусь, жизнь покажет...

* * *

Жизнь доказала через шесть месяцев после приговора.

В суде Костанди нарисовал трагический облик человека, не нашедшего в жизни применения своим богатырским силам и так далее, и Багрову дали минимально два года.

Четверть срока истекла, и Багров снова ворвался в неспокойный быт Петровки.

Тот февральский день начался для Пал Палыча трудно: с посещения одного из райотделов милиции, где он просил о снисхождении к подследственному. Впечатление от разговора осталось тягостное.

Не раз они с Кибрит и Томиным (да и с другими коллегами) замечали, что некоторые люди и дела почему-то "прилипают" и тянутся за тобой десятилетиями. По-разному, конечно. То пылящееся в архиве дело обнаружит вдруг "метастаз", разросшийся из маленькой твоей давнишней недоработки. То все натыкаешься и натыкаешься на какого-то человека - сначала он свидетель, потом потерпевший, потом родственник подследственного, а потом, бывает, и сам подследственный. Тут уж, кажется, конец бы: разобрался с ним, передал материалы в суд, и унесла его судьба. А он отсидит и опять появляется на твоем пути - свидетелем, потерпевшим, подследственным. Просто подшучивает жизнь или чему-то тебя научить стремится - не разберешь...

На сегодняшний визит Знаменского понудил телефонный звонок из прошлого. Звонивший назвал себя - Чемляев. Фамилия помнилась Знаменскому, голос был неузнаваем: старый, слабый и жалобный. А когда-то он гремел, полный праведного негодования. То был голос бескомпромиссного борца.