Виктор Леденев - Вьетнамский коктейль

Кольт теперь я сунул в кобуру, где ему и полагалось быть. Часы неумолимо отсчитывали жизнь или смерть. Пистолеты я рассовывал просто по привычке иметь оружие под рукой. Но главным действующим лицом в будущей пьесе должен был стать отличный американский пулемет М-60. Я проверил магазинный короб - он был полон, на всякий случай проверил положение патрона в затворе и удовлетворенно крякнул - лишь бы не попался какой-нибудь дефектный, хотя это и маловероятно.

Но тут уж опять, как повезет... Гранаты я тоже уложил в пределах досягаемости руки и, наконец, закурил. Теперь все решали неожиданность, реакция противника и слово человека, который вовсе не был моим другом.

Мы катили не особенно торопясь, как и положено патрульным, по знакомой дороге к контрольному посту. Я ждал последнего перед постом поворота, закрытого кустами от патрульного с пулеметом на вышке. Мне же надо было следить за небом, мой шанс был только там. Снова часы, до срока оставалось три минуты. Они тянулись очень медленно, и я так же медленно и отчетливо давал последние наставления Тхангу. Он ничем не показал своего разочарования, что я не принял его план, а предпочел собственный, он слушал и согласно кивал. У него выбора не было, в случае неудачи и его шансы выжить были меньше нуля. Поэтому я не особенно опасался каких-либо от него неожиданностей до окончания очередной передряги, а дальше, как повезет...

Одна, две минуты позже срока. Нервы натянуты, они звенят от малейшего дуновения судьбы. И вот оно, решающее мгновение, теперь все надо делать самим и надеяться на судьбу. Черная точка в небе низко над землей быстро вырастала и, сделав боевой разворот, "Хок" открыл шквальный огонь по КПП. Растерянность патрульных прошла очень быстро и с вышки уже тянется трасса к вертолету, делающему новый заход. Пора, наш выход. Тханг с визгом шин вылетает из-за поворота, и вот уже я всаживаю с каких-то семидесяти метров очередь в пулеметчика на вышке, и он замолкает. Продолжается стрельба из довольно крепенького бетонного домика по вертолету, но Энди явно не торопится подставить себя под трассы, хотя пока это только М-16. Но, очухавшись, они вспомнят и про гранатометы. Треск очередей внутри блокгауза и рев пулеметов Энди сделали наше приближение неожиданным. Жестом, показав Тхангу на пулемет, я схватил "стечкина", рассовал гранаты по карманам и, прихватив одну в правую руку, на бегу зубами выдернул чеку. Окна были довольно высоко и снабжены решетками, но я осторожно приподнялся на цыпочки, просунул руку между прутьев и осторожно разжал пальцы. Взрыв в почти наглухо закрытом помещении производит жуткое действие. Стрельба мгновенно прекратилась. Осторожно обходя дом, я приготовил еще одну гранату под левую руку и переложил "стечкин" в правую. Когда я выглянул из-за угла на сторону, где был главный вход, понял, что все кончено. Вряд ли кто-либо мог остаться в живых внутри пакгауза, одного просто вышвырнуло вместе с дверью метров на пять от дома. Но мне вовсе не улыбалось получить пулю в спину от какого-нибудь умирающего за родину героя. Поэтому я бросил еще одну гранату, предварительно прижавшись спиной к стене в сторонке от окон и двери. Я оказался прав, перед самым взрывом, кто-то внутри отчаянно закричал. Второй взрыв решил все вопросы. Я вручную приподнял шлагбаум, второй Энди своей бандурой срезал почти под корень, и мы рванули к "Хоку", зависшему в полутора метрах над дорогой. Джип еще катился по дороге (Тханг не вырубил передачу), а мы уже блаженно растянулись на железном днище кабины.

Скальная площадка в двух километрах от

вьетнамо-камбоджийской границы.

Как оказалось, поспать мы все оказались горазды. Главное было сказано без слов: я вернулся, Энди сдержал наше тайное собственное соглашение, а по нашему виду он сделал совершенно правильное предположение, что задание выполнено. Думать о том, что будет завтра, послезавтра и всю оставшуюся жизнь было еще рано, надо было еще отойти от недавнего страшного прошлого. Сон - наилучший лекарь и выспавшись, мы смотрели на мир несколько иными глазами, чем вчера. Появился зуд задавать вопросы, но даже во время завтрака никто не начал перекрестных допросов. Выкурив сигарету, я ждал, кто начнет первым. Если бы было с кем заключить пари, я бы поставил на Тханга. Точно, я бы выиграл кучу денег! Непроницаемый вьетнамец резко спросил, обращаясь к Энди по-русски. С таким же успехом он мог бы спрашивать его и на суахили кроме английского и нескольких по-вьетнамски он ничего другого не понимал.

- Янки, где мои товарищи, почему они не с тобой?

Я точно перевел, Энди пожал плечами и сказал Тхангу.

- Тебе ведь лучше знать, что с ними могло случиться. Ты ведь сам отдал им приказ уничтожить вертолет и меня.

Все это не особенно удивило меня, мне больше были интересны технические аспекты битвы за вертолет.

- Они отобрали у меня твой пистолет, потом потребовали, чтобы я вывел из строя вертолет, но чтобы со стороны это не было заметно, а меня хотели застрелить прямо в кресле пилота. Это должна быть твоя работа, так они запланировали. У них было два автомата против одного мирного вертолетного извозчика. Они считали меня каким-то мало живущим безоружным изотопом и потому, пока я возился в вертолете, якобы разламывая его на составные, я все же помнил, куда ты бросил пистолеты, так что ребята даже не успели удивиться. Стрелок я неважный, но с такого расстояния и из двух таких замечательных пистолетов...

Я не понимаю, что за игра здесь идет, но чутьем ощущаю, что весьма крупная и я в нее вляпался по самые уши.

Мне пришлось переводить все это Тхангу и незаметно подтаскивать пистолет к бедру, пока он не лег привычно в ладонь. Тханг мрачнел с каждым моим словом и пока Энди еще сокрушался, что влип в такую историю, рука Тханга рванулась к "беретте". Энди отшатнулся, увидев в полуметре от себя черный и глубокий глазок пистолетного дула, инстинктивно закрылся от пули руками. Раздался щелчок, и Тханг с недоумением взглянув на один из лучших в мире пистолетов, попытался выстрелить еще раз. Меня это не удивило, я еще не видел ни одного пистолета, который мог стрелять без патронов. Я вытащил их из обоймы еще в кафе, когда Тханг излагал мне свой иезуитский план. Рука Тханга потянулась к ножу, но, увидев спокойно лежащий у меня на коленях "стечкин" он снова принял свой обычный непроницаемый вид, презрительно отбросив в сторону "беретту".

Наступил мой черед задать пару вопросов своему напарнику и проводнику. При всем том, что случилось, я хотел понять этого человека: почему он рисковал вместе со мной, когда его могли несколько раз попросту ухлопать или прицельно или случайно, его могли схватить полицейские и замучили бы в тюрьме... И помогая мне, при этом хотел убить меня, строил мне ловушку, отдал приказ убрать летчика, который был нашей спасительной соломинкой... Все это вместе не укладывалось у меня в связную картину. Понять большую игру в верхах моего начальства я тоже не мог, не хватало информации, да мне уже, сказать по правде, было на все это наплевать - меня там уже списали. Но они сидели далеко, планировали свои великие операции в тиши кабинетов, без взрывов, выстрелов в упор, крови на лицах и развороченных животов. Оттуда операция кажется математической задачей, только вот нам, пешкам в этой большой игре и приходится выполнять всю грязную работу. Но это речь о тех Высших чинах, а что двигало этим человеком, такой же пешкой, но предававшем людей, которые еще несколько часов назад вместе сражались на одной стороне баррикады и одинаково рисковали головой. Самое печальное то, что я был уверен, что никаких ответов на свои вопросы не получу. Может, покойный ныне полковник и мог бы выбить из Тханга какие-то сведения (и то вряд ли), но я не гестаповец, не энкэведешник, так что на ответы мне рассчитывать нечего. А что с ним делать, придется решать мне...