Татьяна Батенёва - У ангелов нелетная погода

По светлому полу возила уборочную машину какая-то очень смуглая тетушка в комбинезоне.

– Простите, вы не видели здесь девушку в джинсах, с наушниками? – растерянно обратилась к ней Лариса.

Та, изо всех сил улыбаясь, покачала головой: не понимаю. Лариса повторила вопрос по-ан-глий ски – с тем же результатом.

«Ну, погоди, вернешься – получишь по полной программе!» Лариса почти бегом вернулась к очереди. Чопорная дама стояла уже в двух метрах от кабинки, в которой сидел усатый пограничник. Лариса встала перед ней, вертя головой во все стороны. Ани не было видно. Прошло еще пять минут… – Я пропущу вас, хорошо? – Она обернулась к стоящим сзади. – А то ребенок куда-то запропастился, придется подождать.

Несколько человек с радостью протиснулись вперед, она уступила дорогу, потом вновь встала в очередь. Сердце начало колотиться, руки задрожали – не дай бог, случилось с ней что-то! Может, плохо стало?

Лариса, еще раз извинившись, опять побежала к туалетам, дождалась, пока откроются все закрытые дверцы. Из них выходили женщины разных возрастов, она тянула шею, чтобы сразу же увидеть Аню. Некоторые с удивлением смотрели на странную, явно встревоженную женщину в светлом сарафане.

Ребенок пропал. Лариса вернулась к очереди, еще раз пропустила пассажиров вперед, оставшись практически последней. Но по галерее уже мчалась толпа вновь прибывших, и она отошла в сторону: все равно без Ани делать в этой очереди нечего.

Аня вышла из кабинки туалета, вымыла руки, разглядывая себя в большом зеркале. Светлые, остриженные прядями волосы, ярко-карие глаза – мать всегда говорила, что это главное ее украшение, редкое сочетание. Но в остальном собственное лицо Ане активно не нравилось: нос бесформенный, бульбочкой, щеки слишком толстые, губы… Нет, губы, пожалуй, ничего. Только без макияжа лицо какое-то голое, невыразительное.

Она собрала волосы в хвост, заколола «крабиком», сняла джинсовую куртку и перекинула ее через висящую на плече большую сумку – тут даже при кондиционере жарко… Еще раз полюбовалась на свои глаза – м-да, без туши ресниц почти не видно, хотя они и темные.

Она вышла из туалета и чуть не уткнулась в грудь высокого мужчины в темно-синем костюме. «Это в такую-то жару!» – подумала машинально.

– Простите, это вы – Анна Северцева? – Мужчина был подтянут и хорошо выбрит, и пахло от него дорогим парфюмом. В руке он держал сотовый какой-то новой модели, Аня таких еще не видела.

– Ну я, а что? – Аня независимо вздернула голову.

– Прошу извинить, дело в том, что вашей маме стало плохо в очереди, ее увезли на «скорой». – Мужчина сочувственно покачал головой. – Я провожу вас, она просила. Мы доставим вас в больницу, в которую повезли вашу мать. Пройдемте. – И он легко подхватил ее под правый локоть.

– Как? – оторопела Аня. – Что плохо-то? Почему? Я же только что отошла от нее, все было нормально…

Она вертела головой, пытаясь увидеть очередь и стоящую в ней мать, но они уже повернули за угол, откуда очереди к паспортному контролю не было видно совсем.

– Видимо, с сердцем что-то, – тем же сочувственным тоном проговорил мужчина. Слева Аня увидела еще двоих, так похожих на первого, что их всех можно было бы принять за близнецов. – Хорошо еще, что тут всегда дежурит машина скорой, ей уже оказали первую помощь, но нужна кардиограмма, вдруг это инфаркт, вы понимаете?

– А… багаж как же? – Аня никак не могла понять, почему все изменилось так быстро. – И у меня же еще визы нет, мы не успели!

– Не беспокойтесь, дайте ваш паспорт и ваучер, сейчас мы все это уладим. – Мужчина протянул руку, и Аня машинально, как заколдованная, вложила в нее свой загранпаспорт и цветастую бумажку – туристический ваучер. Он передал ее документы напарнику, и тот стремительно повернул куда-то за угол.

Аня и двое ее спутников быстрым шагом вышли из здания аэропорта, прошли по жаркой подъездной аллее и сели в черный БМВ – она даже глазом моргнуть не успела. Водитель в таком же темно-синем пиджаке («Что их тут, в униформу, что ли, наряжают?») рванул с места. Аня покосилась на спутника, севшего рядом, – он бесстрастно смотрел вперед. Облизала губы, пить очень хотелось, в полете давали бутерброд с соленой рыбой.

– Хотите пить? – обернулся к ней проницательный водитель. – Вот, возьмите. – И он протянул запотевшую бутылку с какой-то местной газировкой ядовито-оранжевого цвета.

Аня скрутила крышечку, жадно выпила сразу чуть не полбутылки. Посмотрела на сидящего слева – показалось или нет, что он как-то вытягивается в длину, меняется в габаритах… Она начала что-то говорить – собственный голос звучал как-то странно, замедленно. И мгновенно откинулась на мягкую спинку, закатив глаза…

Лариса металась по залу прилета уже целый час, то подбегая к туалетам, то возвращаясь к очереди. В голове мутилось, в ушах звенело. Ани нигде не было, и она никак не могла сообразить, что же теперь делать. Люди, волнами наплывавшие с прилетающих самолетов, шарахались от странной тетки с растрепанными волосами, которая безумно вглядывалась в новые лица, расталкивала окружающих.

Наконец она совсем обессилела. За ней с интересом и подозрительностью наблюдали турки, сидящие в кабинках паспортного контроля, но никто не подходил. Очереди снова рассосались. Лариса подошла к крайней кабинке.

– Понимаете, у меня дочь пропала… – попыталась она объяснить сидящему в ней плотному черноусому турку, который, она слышала, немного изъяснялся с туристами по-русски. – Вот мой паспорт, вот ваучер… Мы прилетели из Москвы, она пошла в туалет и пропала. Понимаете?

Турок выжидательно смотрел на ее руку, в которой торчала бумажка в пятьдесят долларов.

Лариса, спохватившись, сунула ее в окошко. Он взял деньги, посмотрел купюру на свет, дал сдачу и шлепнул в паспорт визу. Лариса не отходила.

– А как же дочь, она тут в зале прилета где-то, – бормотала она. – Она потеряется, если я уйду, понимаете?

Турок широко улыбнулся и помахал рукой: проходите, мол.

– Нет, вы не поняли, – начала Лариса по-английски. – Я прилетела вдвоем с дочерью. Она пошла в туалет и потерялась. Уже больше часа назад. Я не могу уйти, у нее нет денег на визу, понимаете?

Турок озадаченно прокричал что-то по-своему в соседнюю кабинку, оттуда вышел пограничник помоложе, с красивым, совсем европейским лицом. Он по-английски осведомился, чем может помочь. Лариса с безумной надеждой, что вот сейчас все разъяснится, быстро принялась повторять то, что уже пыталась рассказать черноусому. Молодой слушал внимательно, потом спросил:

– Сколько лет вашей дочери?

– А какое это имеет значение? – не поняла Лариса. – Восемнадцать.

– Ну, может быть, она не захотела ехать с вами в отель? – улыбнулся турок. – И поехала отдельно?