Чингиз Абдуллаев - Лето двух президентов

«Средняя зарплата в СССР – 12 долларов. Если вы собираетесь за границу – по личным делам или погулять, – пользуйтесь услугами Госбанка, который отныне вам позволяет в Сбербанке СССР или в девяти других банках, получивших лицензию, обменивать рубли по 200 долларов по рыночному курсу. На 1 апреля курс доллара – 1 к 27,6 рубля. Напомним, что раньше «туристический» курс был равен 1 к 6. По этим правилам, в частности, средняя зарплата в стране – 280 рублей плюс 60 рублей компенсации – откровенно признана равной 12 долларам. Это меньше, чем зарабатывает нищий где-то в Папуа или Мозамбике».

«Как стало известно, подал в отставку первый секретарь ЦК компартии Армении, член Политбюро ЦК КПСС Степан Погосян. За последний год уже третий лидер компартии Армении подает в отставку. Как предполагают в Ереване, одной из главных причин отставки стал тот факт, что в течение последних нескольких дней Степан Погосян не смог добиться приема у Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева».

Мурад Рагимович Керимов работал секретарем Союза писателей уже около двух лет. Он пришел сюда совсем молодым человеком, сразу из партийных органов. С тех пор его небольшой кабинет в этом красивом здании Баку стал местом его постоянной работы. Сегодня с утра он заказал разговор с Москвой и терпеливо ждал, когда его наконец соединят.

На вопрос телефонистки, кого именно позвать, он ответил – «кто подойдет». Но он знал, что обязательно подойдет Карина. Сегодня был понедельник, она обычно выходила на работу во второй половине дня, и по понедельникам он звонил ей в Москву, чтобы в очередной раз услышать ее голос. С тех пор как они снова встретились в Москве и вместе съездили в Прибалтику, прошло около двух месяцев. И каждый понедельник он звонил ей, согласно принятому у них своеобразному ритуалу.

Они вместе учились в школе и знали друг друга с самого детства. Им казалось, что так будет всегда, даже не предполагая, как все может измениться. На выпускном вечере он танцевал только с ней. Их называли самой красивой парой. А потом он не поступил на юридический, а она прошла на филологический. Его призвали в армию, где он был тяжело ранен. А когда вернулся, она уже вышла замуж за другого. Только через много лет они узнают, что родители обоих были против этих встреч и возможного брака. Именно поэтому их письма друг к другу не доходили до адресатов. Каждая пара родителей считала, что помогает таким образом своему ребенку. Азербайджанская семья не хотела невестку-армянку, а армянская семья не хотела зятя-азербайджанца. К тому же начались все эти события в Нагорном Карабахе.

Она стала Кариной Геворкян, довольно известным журналистом. Мурад с удивлением узнал, что у нее уже восьмилетняя дочь, и с радостью услышал, что она разведена. И теперь он так нетерпеливо ждал, когда его соединят с ней, опасаясь даже назвать имя любимой женщины – ведь телефонистка могла догадаться, что он разговаривает с армянкой, проживающей в Москве. Его могли обвинить в чем угодно. В предательстве или даже в помощи врагам, хотя какую информацию он может передать другой стороне, будучи секретарем Союза писателей? Об изданных книгах или о количестве членов Союза? Или о новых публикациях в их журналах?

Подошла действительно Карина, и он пробормотал в трубку:

– Здравствуй, Карина.

– Здравствуй, Мурад. – Она ждала его звонка, хотя именно сегодня торопилась на важную встречу.

– Как дела?

– Работаю. Как у тебя?

– Тоже работаю.

Они говорили так, словно их могли подслушивать.

– Когда ты приедешь в Москву? – спросила Карина.

– Пока не знаю. Наверное, скоро. Постараюсь выбить себе командировку.

– Старайся, – сказала она достаточно спокойным голосом, чтобы не выдавать своего волнения. Но он понял, как Карина нервничает.

– Я приеду, – неожиданно вырвалось у него, – в эту субботу. Возьму билет и прилечу на один день, если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – ответила Карина, – я же не могу приехать к тебе.

– Я приеду, – повторил он, – приеду в субботу утренним рейсом и сразу позвоню. Мне только нужно заказать гостиницу.

– Закажи, а я буду тебя ждать.

Они попрощались, и Мурад положил трубку. Эти разговоры становились все более и более тягостными. Оба понимали, насколько невозможна их встреча в Баку или Ереване, и вообще, насколько невозможна их будущая совместная жизнь. Но обоих неудержимо влекло друг к другу, словно после стольких лет разлуки они пытались наверстать упущенное.

Билетов в Москву, конечно, не было в свободной продаже, хотя в столицу летали четыре рейса. Пришлось звонить и заказывать билет. В руководстве местным отделением Аэрофлота обычно оставляли билеты на каждый рейс. Это была бронь ЦК, Совета министров и Верховного Совета. Билеты стоили сорок рублей, при галопирующей инфляции и девальвации по рыночному курсу рубля к доллару на тот момент это составляло всего лишь… полтора доллара. Все понимали невозможность подобных цен, и разговоры о скором повышении тарифов шли уже давно.

На следующее утро Мурад послал водителя взять билет, а сам отправился к себе в Союз. На работу он старался не опаздывать, и это вызывало удивление у его коллег. В Союзе писателей привыкли появляться на работе к полудню, чтобы к двум или к трем часам дня уже завершить ее. При этом один из пожилых секретарей поучал Мурада, как именно нужно работать. Понедельник – тяжелый день после выходных, и не нужно ничего планировать. По пятницам все обычно уезжают на дачи и за город, тоже не очень удобный день. По четвергам в Баку обычно поминают умерших, и мы, как руководители Союза, должны ходить на эти мероприятия. Значит, у нас есть два рабочих дня – вторник и среда, когда можно планировать разные собрания или встречи.

Вспоминая об этом, Мурад всегда улыбался. Хотя он прекрасно знал, что еще более «сложная» обстановка в Москве, где в аппарате Союза сотрудники появлялись к полудню, чтобы уже через минуту оказаться в кафе или ресторане Центрального Дома литераторов, куда вел подземный переход, и просидеть там до окончания рабочего дня, если срочно не позовут обратно. Любой посетитель или гость рано или поздно оказывался либо в ресторане, либо в кафе вместе с сотрудниками аппарата.

Последний месяц Мурад работал в основном с документами. Они готовились к съезду, который впервые должен был состояться после событий конца восьмидесятых и начала девяностых. Никто не знал, каким будет этот съезд, кого изберут, кто останется и вообще как пройдет этот форум писателей, которые всегда отличались своими независимыми суждениями и взглядами.