Вадим Новосадов - Подлец

- Для того, господа акционеры, чтобы спасти репутацию нашей компании, мы обязаны выполнить три условия, которые являются просто ультиматумом нам со стороны сложившихся обстоятельств, - говорил чётко, уверенно этот тщедушный облысевший лис. – Первое: провести кампанию по защите нашего достоинства, разоблачая случившееся как провокацию нечестных конкурентов. Эту миссию я беру на себя через свои масс-медия, - в зале примерно в сотню собравшихся акционеров прошёлся одобрительный и восторженный гул, так как все знали, что выступающий владеет парой телеканалов и несколькими газетными изданиями. – Второе: необходимо сменить торговую марку. И третье, - он сделал короткую, но красноречивую паузу. – Выбрать нового генерального директора. Имя господина Щеглова напрямую связано с этим скандалом.

Зал взволнованно зашумел.

- За одного битого двух небитых дают!

- правильно! Старый друг лучше новых двух!

- Это же подстава!

Магнат невозмутимо принял возгласы с места.

- Это не имеет значения. Господин щеглов ввёл некогда в состав акционеров некоего Кабанова – мафиози, если верить прессе. А не верить оснований нет никаких. Пресса не угомонится скоро, смею вас заверить, она будет раскручивать этот скандал, пока не дожмёт нынешнего гендиректора, а вместе с ним и чистую репутацию компании. Что там ещё нароют эти журналисты про нашего гендиректора по заказу наших недругов, мы не знаем. Но наверняка они отыщут достаточно мусора, чтобы потом предать его публичному аутодафе. Вы этого хотите? – докладчик окинул укоризненным взглядом зал. – Я и мои сторонники этого не хотят. Наш бизнес не должен мешаться с криминалом. Если вопрос со сменой руководителя не решится сегодня же, то мы, основные акционеры и инвесторы, свернём все программы.

Ультимативное заявление магната возымело действие, так как все понимали, что его слова не пустой звук. Сергей даже не взял слово в свою защиту и не стал дожидаться унизительной для него процедуры отрешения от должности. Он вышел из фешенебельного зала с надменно-язвительной ухмылкой и отправился в дорогой ресторан чествовать своё окончательное поражение, которое всегда имел в виду.

Сергей настолько привык к злоключением, что почти разучился огорчаться по этому поводу, и испытывал дерзкую насмешку над увёртками судьбы, как бы приглашая её продолжить с ним игру, держать пари, что она своими финтами не заставит его впасть в уныние и бессилие. На следующий день он узнал, что его вдобавок ещё исключили из совета директоров.

Ирина узнала о его смещении из теленовостей. Неудачи мужа она сносила спокойно, терпеливо ожидая родов и стараясь ничем не интересоваться, кроме того, что ей необходимо было для предстоящего рождения ребёнка и послеродовых ухаживаний за ним. Сергею поступали десятки предложений о работе, но он не торопился их принять.

Ребёнок родился крепыш, голосистый и мордощёкий, весом почти в пять кило. Его пронзительный жизнеутверждающий крик вызывал умиление и торжество отцовского инстинкта. С этого момента готовность заботиться о семье в Сергее звучала куда сильнее голоса честолюбия. Как там ни крути, а большего смысла, чем в деторождении, в продолжении своего рода просто не бывает. Сергею же с лихвой хватит заработка на предлагаемых должностях, чтобы его семья ни в чём не нуждалась.

С этим неизменно радужным настроением он возвращался после каждодневного свидания в роддоме с женой и новорождённым.

Как-то он обнаружил в почтовом ящике, висевшем на заборе его особняка, конверт без обратного адреса. Вскрыв его, он прочёл короткий текст в компьютерном шрифте и почувствовал подступившую тошноту от сильного волнения.

«Рано ты успокоился. Советую тебе проверить своё отцовство. Знаешь, что такое «право первой ночи»? Зачатие может принадлежать и не тебе. Я знаю. Что у неё родимое пятно на правом бедре».

Войдя в дом, Сергей обессилено плюхнулся в кресло, ощущая многотонный груз на своих плечах. Похоже, это был самый сильный удар из всех, нанесённых ему. Всё-таки они достали его, расковыряли самое больное место и ещё присыпали солью. Он вспомнил, как ревновал первую жену, но его природная склонность посмеяться над собой, выручавшая его в прошлый раз, сейчас не срабатывала. Внутри его кипел задраенный котел. Это была не просто ревность, это была ярость и отчаяние человека, из чьих рук нагло выхватили самое ценное, которое он обрёл за годы разочарований и испытаний.

Его энергичная натура не терпела статического состояния. Чем сильнее вспыхивали в нём эмоции, тем сильнее они и сгорали, и страсти в нём никогда не тлели головешками, стремительно превращаясь или в золу или в кремний. Возобладавшее желание действовать и разобраться во всём до конца оживило надежду, что всё это может быть ложь. Он постепенно ощущал волю к хладнокровию и размышлению. Он вспоминал о своих первых подозрениях, прокручивал эпизоды их отношений последнего времени, но ничего намекающего на её измену, кроме бара со множеством бутылок спиртного у неё на квартире, не находил. Она или великолепно маскировалась, или записка всё же была провокацией.

Но кто и как мог заметить родимое пятно на её правом бедре? И если даже допустить, что у неё была связь с кем-то, то была ли это вообще измена? Это ведь произошло до венчания, и может быть, даже до того, как она дала согласие на его предложение. А вдруг она просто не устояла перед домогательствами. Например, того же Кабанова или кого-то из его людей? Такое вполне могло случиться, потому что перед этим зверьём бросало в дрожь и самого Сергея, не говоря о беззащитной женщине, не имевшей в тот момент никакой опоры.

Что она могла сделать, когда ей грозили убийством и, не моргнув глазом, исполнили бы угрозу? Не считая такой крайности, как самоубийство, оставалось принимать противозачаточные средства, чтобы не продлевать торжества насильника рождением от него ублюдка. Эта обнадёживающая мысль глубоко запала в нём и, ощетинившись, искала доказательств.

Ирина забеременела в первый месяц после их бракосочетания, следовательно, если она принимала противозачаточные таблетки после нежелательного соития с другим, то это происходило достаточно давно, и тогда отцовство Сергея было бесспорным. Но где гарантии, что она имела неосторожную связь до последнего дня перед их браком или даже после? Ещё несколько лет назад при первых эпизодах близости Сергей почувствовал её неумолимый темперамент. Тогда же у него мелькнула шутливая мысль, что она нимфоманка. Сейчас эта мысль застолбила его подозрение.

Тем временем Ирина выписалась с младенцем из родильного дома. Сергей пока ещё вёл переговоры с разными работодателями. Большую часть времени он проводил дома и порой часами заворожено и пристально рассматривал малыша. Испытывая при этом странную смесь чувств. Его не мог не умилять здоровый вид розовощёкого, упитанного бутуза, который стремительно осваивал свои бессловесные знаки повеления. Всё увереннее становясь крохотным и обаятельным тираном над родителями. И что могло это невинное существо понимать, когда его родитель среди ласк вдруг равнодушно застывал, тупо вперив свой взгляд в одну точку? Младенцу передавалось это враждебное хладнокровие, он хныкал, а иногда расходился в такой крик, что Сергей уже не мог его успокоить никакими ласками. На помощь приходила Ирина.