Леонид Никитинский - Тайна совещательной комнаты

— Я не возражаю, — сказала адвокат Кац, отметив про себя, что судья, оказывается, помнил имя и отчество не только прокурора.

— Я бы хотела сначала дать пояснение, — удовлетворенно сказала прокурорша, посчитавшая, что концовку заседания, во всяком случае, она оставит за собой, — Поданным следствия, партия готовых «Панасоников» была остановлена таможней в марте две тысячи третьего года во Владивостоке сначала не потому, что было заподозрено мошенничество, это выяснилось потом. А сначала их заинтересовали документы «Святого Томаса», о котором нам рассказал свидетель Гребельский. Эта так называемая благотворительная организация для регистрации выбрала почему-то Британские Вирджинские острова…

— Я протестую, — сказала адвокатесса. — Что это за «почему-то»? Регистрация в офшоре является общераспространенной и легальной практикой.

— Подсудимый сейчас пытался просто запугать нас, как раньше он запутывал все свои финансовые потоки, — не скрывая торжества, парировала прокурорша. — Мы как раз подошли к самому интересному. Никакого «Святого Томаса» на самом деле просто не существует, инвойсы поддельные, это составная часть мошенничества. Следствием был направлен запрос в Великобританию и получен ответ, что такая организация там никогда не была зарегистрирована… Том тридцать два, лист дела сорок три — сорок четыре, прошу присяжных осмотреть этот документ…

Прокурорша пошла вдоль барьера с открытым томом в руках. Большинство присяжных глядели на лист с любопытным, но бессмысленным выражением на лицах, но Океанолог вдруг чем-то очень заинтересовался, наклонился из второго ряда, всмотрелся и стал знаками просить прокурора перевернуть страницу.

— Что такое, присяжный Драгунский? — спросил судья.

— Ваша честь, нам демонстрируют русский перевод, а я хотел бы посмотреть аутентичный английский текст документа. Пусть прокурор перевернет страницу.

— Товарищ прокурор, переверните страницу для присяжного Драгунского… Присяжный Драгунский, вопросы надо задавать в письменном виде и передавать мне через Старшину, но на этот раз я делаю замечание не вам, а прокурору. Само собой, подлинник должен демонстрироваться вместе с переводом. Аутентично, как выразился присяжный…

Лисичка напряженно следила за выражением лица Океанолога.

— А разве?.. — сказал Драгунский, но сам на себя замахал руками и осекся: — Да, все, спасибо большое.

Прокурор прошла вдоль барьера дальше по направлению к столу, показав том, перед тем как положить, Журналисту и наконец Зябликову. Оба вглядывались в текст, не понимая, что же особенного мог обнаружить там профессор. Судя по всему, это было загадкой и для прокурора. Океанолог между тем писал записку судье, стараясь сделать почерк более разборчивым: «Прошу Вас задать вопрос прокурору. Показанный нам документ представляет собой ответ из Великобритании. Великобритания и Британские Вирджинские острова — это два разных государства. Направлялся ли следствием запрос на Британские Вирджинские острова?»

Сложив записку вдвое, он передал ее Журналисту, а тот дальше Старшине. Зябликов после мгновенного колебания раскрыл записку и пробежал глазами текст, а затем отдал через барьер секретарю. Кузякин скосил глаза и тоже успел схватить смысл записки. Выражение лица у обоих при этом стало очень озадаченное.

Оля передала записку Виктору Викторовичу, тот развернул ее и несколько раз, не меняясь в лице, прочел текст. Язва опять сильно заныла под чертовой мантией.

— Оля, в протокол. Оглашается вопрос присяжного Драгунского…

Он сделал паузу, понимая, что сейчас будет, но в этот момент Лисичка, цепляясь бордовыми ногтями за стол и стаскивая с него какие-то бумаги, с грохотом боком повалилась на пол.

— Врача! — закричала прокурорша, вскакивая и начиная бегать по залу, забыв про каблук, который тут же снова обломился, и она тоже полетела на пол рядом с безжизненным телом Лисички.

Подсудимый из клетки не мог видеть лежавшую позади стола представительницу потерпевшего и смотрел на лица присяжных. «Гурченко» вскочила со своего места, чтобы получше все разглядеть, Шахматист, не в силах сдерживаться, восхищенно хлопал себя по коленке, а на лице Актрисы выражался кислый скепсис.

— Перерыв, — сказал судья, сам не зная, следует ли ему радоваться или негодовать. — Оля, занесите в протокол: перерыв объявлен в связи с обмороком представителя потерпевшего — и вызовите по телефону врача срочно.

— Я медсестра, ваша честь, — подняла руку со скамейки Хинди. — У меня есть в сумке нашатырь, ей надо срочно дать нашатырь, если… — другие присяжные повернулись к ней, и она тихо закончила: — Если это обморок, конечно.

— Ну-ка давайте! — скомандовал судья, — Сейчас перерыв, это все без протокола. Если вы медсестра, а так и в списке, то сделайте что-нибудь.

Хинди, оттолкнув мешавшего ей Петрищева, который, кажется, один из всех поверил в обморок Лисички, побежала за нашатырем, а Актриса, которая не отрывала от лица представителя потерпевшего опытного взгляда, заметила, как у той дернулось веко. Хинди выбежала из комнаты присяжных и стала, приподнимая ей голову, совать под нос флакончик. Лисичка томно вздохнула и открыла глаза, но, видимо, ее не учили или она забыла, как надо падать в обморок и как выходить из него. Лудов из своей клетки понял всю сцену по лицу Актрисы, даже и не видя, что происходит внизу за столом.

— Вы в состоянии сами дойти до врача, Виктория Эммануиловна? — излишне заботливо спросил судья со своего места. — Да? Тогда все, до завтра. Завтра уж вы сможете прийти как обычно?

— Да. О, да! — сказала, поднявшись с пола, Виктория Эммануиловна.

Понедельник, 3 июля, 14.00

Схватив портфель в комнате присяжных, Океанолог побежал к выходу, Журналист на отдалении последовал за ним. Елена Львовна Кац шла впереди, и Драгунский нагнал ее у лифта. В лифт вошла целая толпа вместе с адвокатессой, Океанолог шагнул следом, но переполненный лифт дал зуммер, и вошедший последним Слесарь осадил его очень выразительным взглядом. Океанолог и Журналист стояли возле лифта, когда к ним подошел, скрипя ногой, Зябликов.

— Это точно, Вячеслав Евгеньевич? — спросил Майор, — Вы ничего не перепутали?

— Про Британские Вирджинские острова?

— Да. Я же прочел записку. Да вот и Журналист, по-моему, тоже. Так, Кузякин?

Журналист кивнул, и оба посмотрели на Драгунского.

— Конечно, точно, — сказал Океанолог, перекладывая портфель под мышку. — Я же там бывал.

К лифту подошли Актриса, Хинди, Ри и «Гурченко», которая уже вернулась к своей излюбленной теме.

— Если он сегодня опять приведет эту шалаву и они снова будут пить портвейн, я убью их обоих, — говорила она Хинди. — Пусть меня заменят запасным.