Эдгар Уоллес - Преступники-сыщики

Послышался стук в парадную дверь. Без малейшего колебания она распахнула её. Перед ней стоял тот самый молодой человек, который впервые представил ей Лексфильда.

— Всё в порядке, слуги нет, — сказала она. — Вот тебе твои двести фунтов, Тони, и большое тебе спасибо.

Тони широко улыбнулся.

Вернувшись в столовую, она развязала на Гарри галстук, сняла с него воротник и отворила окно. Минут через двадцать он должен был прийти в себя.

Бросив свой чек в горящий камин, она вышла из комнаты.

На Кройдонском аэродроме кто-то ждал её. Она видела, как он знаком дал команду пилоту заводить мотор.

— Я получил вашу записку, — сказал Манфред. — Надеюсь, вас можно поздравить с удачей. Пятьсот фунтов за мной.

— Благодарю вас, мистер Манфред. Я это делала из любви к искусству и вознаграждена вполне достаточно… Правда, эта вилла за городом — довольно дорогое удовольствие… О, если так, тогда ладно!

Она взяла протянутые ей ассигнации и положила их в ридикюль.

— Дело в том, мистер Манфред, что Гарри — мой давний знакомый, правда, заочно. Я отправила сестру для поправки здоровья в Монте-Карло… Так вот, она тоже встречалась с ним…

Манфред понял. Подождав, пока аэроплан не скрылся из виду, он поехал на Керзон-стрит в самом хорошем настроении.

Время от времени Раймондом Пойккертом овладевало беспокойство: он рыскал по разным закоулкам, извлекая из архивов старые дела и тщательно пересматривая их.

В этот раз он вошёл в столовую, прижимая к груди целую кипу пожелтевших бумаг.

Леон Гонзалес тяжело вздохнул. Манфред рассмеялся.

— И ничего смешного я в этом не нахожу, — проворчал Пойккерт. — Я нашёл связку писем, относящихся ещё к детской поре нашего агентства…

— Вот и сожги их, — назидательно посоветовал Леон.

Пойккерт разложил бумаги на столе и начал их любовно пересматривать.

— Странно, я что-то не припоминаю…

— Что там, Раймонд? — спросил Манфред.

Раймонд прочёл следующее:

«Серебряному Треугольнику.

Секретно.

Господа!

Как-то раз я прочёл ваши имена в связи с отзывом, что вам можно спокойно доверять любое конфиденциальное дело. Мне было бы весьма желательно, чтобы вы разыскали для меня проспекты Ново-Персидских нефтяных промыслов и нашли покупателя на 967 акций, держателем которых я являюсь. Если я не обращаюсь за этим к профессиональному биржевому маклеру, то только потому, что среди них часто попадаются мошенники. Быть может, вы могли бы мне сообщить, есть ли какая-либо возможность продать акции американского общества «Бисквитная фабрика Окама». Пожалуйста, известите меня об этом.

С совершенным почтением

— Я помню это письмо, — сказал Леон. — Разве ты не припоминаешь, Джордж? Мы тогда ещё предположили, что этот тип украл несколько акций и пытается их сплавить через нас.

Манфред кивнул утвердительно.

— Рокк, — пробормотал Леон, — нет, не встречался… Он, кажется, писал из Мельбурна… Нет, что-то не припомню…

Это произошло ночью.

На Керзон-стрит раздался полицейский свисток. Гонзалес, чья спальня располагалась ближе к улице, услышал этот звук во сне и ещё не успел протереть глаза, как стоял у окна. Раздался второй свисток, и Гонзалес услышал топот бегущих ног. Какая-то молодая девушка бежала по тротуару. Пробежав мимо дома, она остановилась, побежала в обратную сторону и снова остановилась.

Леон, прыгая через три ступеньки, спустился по узкой лестнице, повернул ключ парадной двери и распахнул её. Беглянка стояла неподалёку.

— Сюда, живее! — приказал он.

Колебание её длилось не более секунды. Перешагнув порог, она остановилась. Леон втолкнул её в коридор.

— Вам здесь нечего бояться, — сказал он.

Однако, девушка инстинктивно порывалась уйти.

— Пустите меня, я не желаю здесь оставаться…

Леон втолкнул её в заднюю комнату и включил свет.

— Не делайте глупостей, мисс… Присядьте… На вас лица нет!

— Я не виновата… — начала она дрожащим голосом.

Он иронически хмыкнул.

— Если кто-то и виноват, так это я, оказывая покровительство лицу, скрывающемуся от полиции.

Она была ещё очень юной. Бледное, худощавое личико можно было назвать даже красивым. Одета она была прилично, но не нарядно. Можно было заключить, что она не принадлежала к высшему обществу.

Леона поразило кольцо с изумрудом на одном из пальцев её левой руки. Если этот изумруд настоящий, то цена его составила бы не одну сотню фунтов.

Он взглянул на часы: начало третьего. С улицы послышались чьи-то тяжёлые, неторопливые шаги.

— Меня никто не видел, когда я входила?

— Нет. Я никого не заметил. Ну, рассказывайте…

Она сидела на стуле, сжавшись в комочек. Плечи её вздрагивали. Она не могла унять пляшущие от беззвучных рыданий губы.

Леон налил воды в стакан и протянул ей.

Немного погодя она настолько оправилась, что смогла связно изложить суть своего приключения. Но это было совсем не то, чего он ожидал.

— Моя фамилия Фаррер, Эльза Фаррер. Я служу стенографисткой в «Бюро ночной переписки», принадлежащем мисс Люли. Обычно мы дежурим вдвоём, одна за старшую. Но сегодня мисс Леа ушла домой раньше. Хотя мы и называемся «ночным» бюро, но всё равно около часа закрываемся. Больше всего мы работаем для театров. Часто после премьер рукописи пьес нуждаются в кое-какой переделке. Иной раз к нам являются для переписи контрактов, заключённых за ужином, после спектаклей. Я знакома со многими видными предпринимателями, и нередко меня вызывают в ночное время для спешной переписки. К незнакомым лицам мы, понятно, не ходим. Кроме того, у нас есть швейцар, исполняющий также и обязанности посыльного.

В полночь позвонил мистер Гарслей из «Орфеума» с просьбой написать для него два письма. Он послал за мной свой автомобиль, и я отправилась к нему на квартиру на Керзон-стрит. Мы, собственно, не имеем права ездить на квартиры к клиентам, но я, хоть и никогда его не видела, но знала, что он — наш постоянный клиент…

Леону Гонзалесу не раз бросался в глаза большой жёлтый лимузин мистера Гарслея. Этот известный театральный директор проживал в одной из самых роскошных квартир на Керзон-стрит. Впервые он показался в Лондоне года три тому назад, арендовал «Орфеум» и принимал участие почти в дюжине постановок, в основном убыточных…

— В котором часу это было? — спросил он.

— В три четверти первого, — ответила девушка. — Я была на Керзон-стрит приблизительно четверть часа спустя. Я не могла покинуть контору сразу же, так как мне ещё кое-что нужно было сделать. К тому же, мистер Гарслей сам сказал мне, что особенно торопиться не надо…

— Дальше…

— Я постучала в дверь, и мне отворил сам мистер Гарслей. Он был во фраке и имел такой вид, точно только что был в гостях. Из прислуги я никого не видела. Он провёл меня в свой кабинет… Что случилось затем — трудно передать… Помню, что я села, вынула из ридикюля свою записную книжку, а когда стала искать карандаш, то вдруг услышала стон и, подняв голову, увидела мистера Гарслея, лежащего с запрокинутой головой в своём кресле. На фрачной сорочке расплывалось большое красное пятно… Это было ужасно!