Эдгар Уоллес - В сетях аферистки

Если бы Диана не была его кузиной и была бы постарше, если бы она не вторглась в его дом, не считаясь ни с приличиями, ни с обычаями, если бы, наконец, не была такой надменной и эгоистичной, он бы почувствовал к ней симпатию, быть может, даже любовь.

Подумав о девушке, он вдруг посмотрел на часы — вспомнил об обещании вернуться домой к ужину. Элойз заметила это и мысленно усмехнулась.

— Первая любовь Дианы была серьезной?

Гордон откашлялся.

Элойз не упускала ни одного случая, чтобы не заговорить о прежней любви его кузины. Это была, по-видимому, особая женская манера, которой он раньше не замечал в ней. Он собирался уже что-то ответить, но спутница вдруг задала ему еще один вопрос.

— Кто этот господин?

Уже дважды мимо террасы прошел какой-то краснолицый толстяк, который внимательно поглядывал на них.

— Право, не знаю… не лучше ли будет нам уйти отсюда?

Элойз даже не сделала попытки.

— Когда я опять увижу вас, Гордон? Жизнь без вас пуста и неинтересна. Разве Диана имеет на вас монопольное право? Люди все равно не поняли бы нас. Мы ведь не любим друг друга чувственной любовью; если бы вы знали, что я могу полюбить вас, вы избегали бы встреч со мной. — Она спокойно усмехнулась. — Только ваше духовное величие, только взаимное понимание объединяет нас. Никакая плотская любовь или брак не в состоянии дать нам того наслаждения, которое мы испытываем, беседуя о душе и бытии.

— Ваши слова — бальзам для меня. Да, окружающие никогда не поймут нас! Я страстно тоскую о том, наступит ли этот единственный день — день моих мечтаний, когда…

Гордон также сомневался в этом. Но не знал, как ему лучше выразить свои мысли.

— Я хорошо обдумал план нашей поездки в Остенде. Было бы чудесно видеть друг друга целый день и жить, по крайней мере, в одинаковых условиях. Беспрепятственный союз наших душ — это слишком великое счастье. Но будет ли это благоразумно? Я, конечно, имею в виду вас, ибо сплетни мало затрагивают мужчину.

Миссис Ван Ойн посмотрела на него сияющими глазами.

— В чем люди могут нас обвинить? Что они будут говорить о нас? Пусть сплетничают! — сказала она с презрением.

— Нет, Элойз, ваша репутация для меня священна, — сказал он с воодушевлением. — Она дорога мне и должна остаться незапятнанной. Сезон в Остенде уже прошел, большая часть отелей закрыта и большинство курортных гостей разъехалось, но все-таки не исключено, что мы встретим там знакомого, который подумает о нас плохо и примет нашу платоническую дружбу за чувственную любовь. Это чрезвычайно опасно!

Элойз поднялась и громко рассмеялась.

— Я вижу, Гордон, вы все еще внутренне не превозмогли себя. Это была безумная мысль, и мы не будем больше к ней возвращаться. Мне больно об этом слышать.

Гордон был обескуражен. Никто до сих пор не говорил ему, что он внутренне не свободен. Он уплатил по счету и молча последовал за ней в авто. На полдороге к Ричмон-парку Гордон сказал:

— Ладно, мы поедем в Остенде. Встретимся, как договорились.

Она не ответила, но сердечно пожала его руку. Они молча мечтали, покуда не достигли Райптон-Лайн.

— В нашей дружбе есть нечто великое, бесконечное. Ах, Гордон, это слишком чудесно…

Когда он вернулся домой, Диана отшвырнула модный журнал и вскочила со стула.

— Стол давно накрыт. Ты приходишь очень поздно, милый Горд.

Гордон почувствовал себя оскорбленным.

— Диана, прошу тебя, не называй меня так, — сказал он с упреком. — Это звучит почти как насмешка.

— Но «Горд» замечательно подходит для тебя. Мне хочется называть тебя этим именем.

Гордон пожал плечами.

— Да, милый Горд, где ты пропадал все время? — спросила она со свойственной ей дерзостью.

— Меня задержали дела…

— Но не в твоем бюро, — быстро перебила она, — там тебя не было с обеда.

Гордон не ответил.

— Значит, ты не хочешь мне сказать? — настойчиво продолжала девушка.

Он в отчаянии уперся глазами в салфетку.

— Я задержался по частному делу, — в его голосе прозвучал холодок.

— Ага! — Диана не была удивлена. Она уже давно, по ее словам, вышла из того возраста, когда попадают под влияние других.

После ужина Гордон встал и подошел к окну. Кузина была для него неразрешимой проблемой. Он внушил себе, что она красива; в некотором отношении даже красавица. Если бы она была старше, носила другую прическу и относилась с уважением к науке и умственной работе, то…

В комнате появился слуга.

— Третнер!

— Чего изволите, сэр?

— Посмотрите в окно на того краснолицего человека… Там, на другой стороне.

Гордон узнал человека, прогуливавшегося мимо террасы отеля.

— Я уже видел его сегодня… удивительное совпадение!

— Это мистер Джулиус Сюпербус, — сказал Третнер.

— Джулиус Сюпербус? Что вы хотите этим сказать? Это же латинское имя!

— Совершенно верно, сэр! Мистер Сюпербус — римлянин, последний римлянин в Англии. Он родом из Цезарио-Магнус, маленькой деревеньки близ Кэмбриджа. Я служил неподалеку оттуда и всех там знаю.

Гордон наморщил лоб. Какой удивительный случай привел этого человека, который недавно вертелся у отеля «Хэмптон», в Чейнэл Гарден, где он, на первый взгляд, в задумчивости рассматривал столбы?

— А чем он занимается… какова его профессия?

— Он детектив, сэр, — ответил слуга.

Мистер Сэльсбери побледнел. Детектив!

Гордон обычно забывал, что перед именем Элойз Ван Ойн имелась приставка «миссис». Он был слишком скромен и хорошо воспитан, чтобы даже косвенно пытаться узнать, как обстоят дела с ее браком. Гордон представлял себе мистера Ван Ойна крупным, трезвым коммерсантом, без души и с грубыми манерами. Он вообразил противостояние между образованной и деликатной женщиной и сухим, черствым материалистом. Раздражение скрытое бешенство или полное безразличие мужа — самоотречение, беспокойство и страдания жены… пока она не встретилась со второй половиной своей духовной сущности, то есть с ним самим.

Гордон опять взглянул на мистера Сюпербуса. Тот вынул из кармана мешочек с табаком и стал набивать свою короткую черную трубку. По-видимому, это был человек, готовый на все, лишь бы добиться своей цели. Простой, грубый, он не остановится перед тем, чтобы передать своему клиенту сведения, которые могут очень скомпрометировать женщину с красивой душой и эстетическим вкусом. «Детектив», — думал с отчаянием Гордон.

Он направился в кабинет. Третнер последовал за ним.

— Пригласите его сюда, ко мне!

— Кого… Сюпербуса? — слуга не верил своим ушам. — Но он…

— Позовите его, слышите?

— Слушаюсь, сэр! Но он не джентльмен, — предостерег Третнер, как бы желая заранее извиниться за своего друга.