Максим Лигай - Откровение Сьюзан Кэрролайн

Впрочем, с одной стороны, мне хотелось, очень хотелось, чтобы убийцу нашли. Посадили этого мерзавца! Быть может, мне станет легче. Другая сторона моего «я» мне говорила, что это не вернет Джули. И я больше слушала ее.

Когда звонила мать, я разговаривала с ней так, словно ничего не произошло. Говорила, что потихоньку прихожу в норму, хотя на самом деле все было наоборот. Мне становилось все хуже и хуже.

Я понимала, что время идет, надо работать, осталось очень мало времени. Алиса хоть и читала в газетах о том, что нашли мою дочь, ждала моего нового романа. Она даже не соизволила позвонить и спросить, как я. Для нее главным была моя рукопись. Впрочем, это понятно. Каждый делает свою работу.

Я уже начала подумывать, а не позвонить ли ей самой, и не попросить, чтобы дала мне еще хотя бы месяц. Однако я быстро отбросила эту мысль в сторону: и так затянула с романом. Но на душе все равно было скверно. А вдруг я не успею?!

Все эти мысли и воспоминания о Джули просто свели меня с ума. Бессонница тоже не давала мне покоя. Я хотела есть, но не могла. Меня рвало.

И вот, к концу третьего дня обессиленная писательница Сьюзан Кэрролайн послала все в одно место, достала снотворное и проглотила целую горсть таблеток. Почувствовала, как они провалились в желудок, затем вернулась в свою кровать и закрыла глаза с надеждой, что закрывает их в последний раз.

Очнулась я в больнице. Оказалось, что в тот день детектив возвращался с работы домой и решил ко мне заехать – узнать, как я, и рассказать о расследовании. Сначала он позвонил, однако на звонок никто не ответил. Затем он приехал, подошел к патрульной машине, спросил, не выходила ли я куда. Полицейские отрицательно покачали головой. Тогда он побежал ко мне домой. Сломал входную дверь, забежал в комнату, увидел меня без сознания с пеной у рта, вызвал скорую.

И вот я лежу совсем обессиленная и пытаюсь плакать. Но не могу выдавить из себя ни слезинки – настолько мой организм ослаб. Рядом сидит моя мать, смотрит на меня с жалостью. Сжимает мне руку. Успокаивает. Слушая ее голос, я отправляюсь в детство, когда не было никаких тревог и забот; когда я бегала по улице, словно мальчишка, не задумываясь ни о чем.

Глядя в ее глаза, я ненавидела себя. Как я могла, так поступить?! Проглотить таблетки! Не задумавшись о своей матери, которая так любила меня?! Я не заслуживала ее любви!

Когда силы ко мне немного вернулись, я попыталась ее успокоить. Сказала, чтобы ехала домой. Убедила ее, что все будет нормально.

С большой неохотой она это сделала. Попрощалась. Сказала, что любит меня. Уже в который раз.

На следующий день ко мне в палату зашел детектив. Спросил, как я. Когда я ответила, что потихоньку поправляюсь, он продолжил:

– Миссис Кэрролайн, нам очень жаль, но мы пока не можем продвинуться дальше в нашем расследовании. Мы не нашли никаких улик. В домике были только ваши следы. Складывается впечатление, что ее убил невидимка.

– Но убийца есть! Он звонил ко мне. Сам сказал, где находится тело. Откуда я могла знать, что оно там? – я специально употребляла вместо слов «моя дочь» слова «тело» и «оно». Так было легче.

– Понимаю, миссис Кэрролайн.

– Разве нельзя найти его по сперме?

Брови детектива вопросительно поднялись вверх. Я и сама от себя не ожидала такого вопроса.

– Вдруг он ее изнасиловал перед тем, как убить? – продолжала я.

И тут детектив сказал:

– Мы хотели это сделать сразу же, как нашли тело вашей дочери.

– И? – упорствовала я.

Детектив секунду поколебался, видимо, решая – стоит мне говорить или нет. Затем все же ответил:

– Дело в том, миссис Кэрролайн… мы не хотели вам говорить. Вы и так выглядели не очень. И я вас понимаю. Но дело в том, что вашей дочери вырезали гениталии.

Когда я это услышала, во мне не закипел гнев, страх. Я не захотела плакать. Все эти чувства накрыло одно простое: «дежа вю». Я где-то это уже видела.

Меня выписали через две недели. Я лежала в больнице и, как это бывает в больницах, ничего примечательного не происходило. Ко мне заходили медсестры, проверяли мое состояние. С каждым днем я чувствовала, что мне становится легче. На второй неделе у меня появился аппетит. Я стала ходить. Тело начало приходить в норму. Почти каждый день меня навещала мама. К концу второй недели меня выписали.

За то время, что я провела в больнице, я сделала для себя несколько выводов и приняла несколько решений. Мне было очень стыдно за себя. Я так расстроила свою мать. О чем я только думала? Ведь умереть всегда легко, а жить и бороться, решая свои бесконечные проблемы, – поистине путь храброго и сильного. Благодаря таким вот «глубоко-философским-на-хрен» мыслям я и решила, что пойду до конца во что бы то ни стало. Я найду убийцу, сама или с помощью полиции, но найду. И расплачусь с ним сполна.

Когда я приехала домой, я первым делом нашла пистолет. Это было трудно сделать, так как я не помнила, куда его засунула. Но в конце концов я залезла под кровать (порой мне было лень класть вещи на свое место, и я кидала их туда) и увидела его там. Вытащила, проверила обойму. Было всего семь патронов, но для того, чтобы защитить себя, хватит.

Затем я оглядела квартиру. Казалось, она немного стала другой. Страх подкатил к горлу, но вспомнив, что моя мать была здесь, я успокоилась. Видимо, она не только отремонтировала дверь и поставила новый замок, но и прибралась. Кровать была застелена, подушки – новые.

Эх, какая же у меня замечательная мама! Что бы я делала без нее?!

Мне вновь стало стыдно. Как я могла так поступить? Наглотаться таблеток, не подумав о ней. Она этого не заслужила.

Я положила пистолет на рабочий стол, глянула на ноут.

«Книга. Надо ее докончить».

Мысль о книге угнетала. Я еще была, можно сказать, в самом начале. Еще столько надо было написать. Если бы не этот чертов период моей жизни, я бы спокойно ее закончила.

Я пошла в ванную. До сих пор ощущала неприятный больничный запах. Хотелось его смыть.

Лежа в ванне, я думала о том, чтобы позвонить Алисе и попросить ее отложить выход романа. Дать мне хотя бы еще месяц. Однако я вновь сказала себе «нет». Я и так затянула с книгой. Надо перебороть себя, и сесть за работу.

После ванны я перекусила. В холодильнике, правда, нашла лишь молоко. Попробовала – вроде не испортилось – и налила его себе в стакан. Выпила, закусывая хлебом, потом пошла в свою комнату, села за рабочий стол и наконец-то сделала это – включила компьютер и приготовилась взяться за роман.

Однако когда я открыла файл и принялась было печатать, я не смогла работать. В голову лезло всякое – но не мысли о книге. Я вновь начала думать о Джули. Об убийце.

«Прежде чем писать, ты должна разобраться с ним», – услышала я свой внутренний голос.