Наталия Левитина - Дилетант

- Спасибо за поддержку, - мрачно ответил Суворин. - Новостей у нас никаких. Выкупа пока не требовали.

- Валерий Александрович, вы думаете... - начал Леонид Артурович, но мэр поднял руку в предусмотрительном жесте.

- Не надо! - резко сказал он. - Не надо муссировать эту тему. Это все наши с Игорем личные проблемы.

- Мы понимаем, как вам сейчас трудно, - кивнул Самарский.

- Единственное, о чем хотел бы вас всех попросить, - продолжал Суворин, - давайте вести честную игру.

- Честную игру? - возмущенно пробасил Елесенко. - Валера! Уж не хочешь ли ты сказать, что подозреваешь кого-то из нас в похищении детей?

- Давайте будем вести честную борьбу. Возня с компроматами, ложь, обвинения в адрес друг друга, ругань, подставки, подтасовки - короче, все, что составляет так называемые грязные выборные технологии, давайте оставим в стороне. Не будем терять лицо. Повторяю, давайте будем бороться честно.

- Нет, Валера, неужели ты вообразил, что кто-то из нас мог учудить такое? - не унимался Елесенко. Сначала он выразил подобающее случаю сочувствие, а теперь был готов вцепиться в горло деморализованного несчастьем противника и завязать свару. - Кого ты конкретно подозреваешь? Нет, скажи!

- Кстати, - встрял Леонид Артурович, пытаясь разрядить атмосферу, - в Шлимовск сегодня прилетела столичная журналистка. Некая Мария Майская. Будет освещать.

- Из какой газеты? - спросил Самарский.

- Молодая? - оживился полковник Кукишев. - Красивая?

- Мы с ней сидели рядом в самолете, разговорились. Она попросила меня нарисовать, скажем так, пейзаж города накануне выборов.

- Представляю, каких маринованных червей ты на нас навесил, - сказал полковник. - Молодая?

- Да, молодая. Думаю, вы все будете иметь возможность с ней познакомиться...

Изящная фигура Ники Серебровой, возникшая в дверном проеме, приостановила дискуссию. Шесть пар глаз выжидательно смотрели на красотку телезвезду.

- Господа, - с улыбкой произнесла она, - студия готова, прошу вас.

Недокуренные сигареты обрели покой в пепельницах. Претенденты на пост мэра двинулись в студию, под пронзительный свет софитов. Ника смотрела, как они рассаживаются за полукруглым столом с карточками участников. "Их шестеро, - думала она. - И один из них - мой любовник".

- Удобно? - спросила она. - Пока будут ставить свет, давайте обсудим ход передачи.

Николай Самарский поймал ее взгляд и мягко улыбнулся в ответ.

Глава 21

Олеся вычисляла. Домой она позвонить не может - телефон отключен, потому что меняют номер. Зато сотовый остался в ее сумке, а сумка, наверное, уже давно перекочевала от Тани к Игорю. Значит, надо звонить на сотовый. Но она не помнит код Шлимовска.

Несколько часов Олеся бесцельно бродила по ярким, солнечным улицам.

Рабочий день вот-вот должен был закончиться, вечерняя духота донимала сотрудников научно-технической библиотеки, когда там появилась Олеся. Она заглянула в зал абонемента, где толпилась небольшая очередь, и прошла дальше по коридору. Двери некоторых кабинетов были распахнуты, в один из них Олеся нерешительно вошла.

Женщина в очках с толстыми линзами вопросительно подняла голову от штудируемого фолианта. Вдоль стен высились стеллажи с книгами, стол был уставлен коробками с бумажными карточками.

- Можно я от вас позвоню? - робко спросила Олеся, стесняясь своего вида, такого неуместного в солидном учреждении.

Женщина ненадолго задумалась.

- Звоните, - сказала она и мигнула в сторону кнопочного телефона.

Олеся присела на краешек стула, взяла трубку и битых пятнадцать секунд слушала гудок. Потом снова обратилась к сотруднице библиотеки.

- А вы, случайно, не знаете код Шлимовска? - спросила она.

Удивлению женщины не было предела. Она выпрямилась и смотрела теперь очень строго.

- Вы что, хотите позвонить в Шлимовск?

- Да. Мне очень надо! Но я не помню код города.

- Девушка! А вы понимаете, что за ваш междугородный звонок платить придется мне?

- Почему? - не поняла Олеся. - Нет, ну я очень быстро!

- Потому что бухгалтерия вычтет. Вы представляете, какая у меня зарплата? Очень быстро! Да хоть даже и всего минуту! Мне подобная благотворительность не по карману. Нет, вы представляете, какой у меня оклад?

- Нет, - промямлила Олеся. - Откуда же мне знать?

- Двести семьдесят рублей, - с некоторым удовольствием сообщила женщина, так, словно ей было приятно напомнить себе и незнакомке о подлости государства, которое делает понятия "зарплата" и "жизнь" несовместимыми друг с другом ценностями. - А у меня семья, дети. Двести семьдесят! На руки и того меньше. Из них сто десять надо отдать за квартиру. Шестьдесят - за садик. Тридцать - на школьные обеды. И так далее. А тут появляетесь вы с милым желанием обязательно позвонить в Шлимовск!

- Извините, - тихо сказала Олеся и встала. - Извините, пожалуйста.

Опустив голову, она вышла на крыльцо библиотеки под палящее солнце. Ей было невыносимо стыдно. Двести семьдесят рублей - приблизительно такую сумму она истратила на днях в дорогом магазине на умопомрачительные кружевные панталончики фиолетового цвета с эластичным элементом на пузе для утягивания. А придя домой, поняла, что они ей совсем не нравятся, в них тесно и невыносимо жарко и вообще они ей ни к чему - живот и так плоский без всяких резиновых компрессов.

Неужели можно за такие деньги каждый день ходить на работу и трудиться по восемь часов? Нет, сумма казалась Олесе столь ничтожной, что она не могла поверить. Хотя... Ведь Татьяна говорила, что у нее зарплата триста пятьдесят, а триста пятьдесят не многим отличается от двухсот семидесяти...

- Отпустили? - спросил Олесю чей-то голос. Она обернулась. Мадемуазель с кариесной улыбкой, вчерашняя "подельница", стояла рядом и светилась коммуникабельностью. - Чем расплачивалась, а?

Девица вряд ли была старше Олеси, даже наоборот. Но взгляд кариесной барышни заключал в себе всемирный опыт проституции и неподобающую возрасту осведомленность о самых темных сторонах человеческой души.

Ночью в отделении милиции она смотрелась вполне сносно благодаря тусклому свету ламп, изобретательному макияжу и красивой прическе. А сейчас, в беспощадных лучах солнца, ее не вооруженное для ночной охоты двадцатилетнее лицо выглядело весьма потасканно и совсем не вдохновляло как трижды использованный пакетик с чайной заваркой.

На девице было короткое платье цвета осеннего заката с геометрическим рисунком и американской проймой, туфли без каблука, а на плече болталась ярко-розовая сумочка.

- Чем ты расплачивалась? - повторила она свой вопрос, дружелюбно улыбаясь. Учитывая ее стоматологические особенности, лучше бы она этого не делала.

- Ничем, - ответила Олеся и вздохнула. Хоть одно знакомое лицо!