Дик Фрэнсис - Риск

— Звучит, как имена комиков из программы мюзик-холла.

— Они забавны, как Черная смерть. — Я удрученно выпил глоток шерри.

— Они работали в городском совете, а составляла отчеты совета и осуществляла аудиторские проверки одна крупная лондонская фирма, которая, естественно, совершенно незнакома с подробностями местной жизни. Онслоу и Глитберг придумали строительную фирму под названием «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», с помощью которой каждый из них прикарманил более миллиона фунтов из денег налогоплательщиков. А у меня был клиент, торговец строительными материалами, получивший несколько чеков от «Нэшнл констракшн (Уессекс)». Я никогда не слышал о «Нэшнл констракшн (Уессекс)» в какой-либо другой связи, и я подробно расспросил своего клиента. Его очевидная паника явилась красноречивым ответом. Глитберга и Онслоу судили, и они отправились в тюрьму, поклявшись отомстить.

— Тебе?

— Мне.

— Отвратительно.

— Спустя несколько недель, — сказал я, — произошла похожая история. Я наткнулся на довольно-таки странные платежи, сделанные директором фирмы электронной техники через компьютерную сеть компании. Его звали Коннат Павис. Он обокрал свою фирму более чем на четверть миллиона и сел в тюрьму, тоже обещая отомстить. Сейчас он снова на свободе, как и Глитберг с Онслоу. С тех пор я стал главной причиной краха еще двух выдающихся растратчиков, и каждый проследовал в камеру, угрожая выпустить мне кишки и перерезать глотку. — Я вздохнул. — К счастью, оба еще отбывают свой срок.

— А я думала, бухгалтеры ведут довольно унылое существование!

— Возможно, некоторые и ведут. — Я осушил рюмку шерри. — Помимо меня этих пятерых мошенников объединяет еще одно, а именно то, что из украденных ими денег не было возвращено ни пенса.

— Правда? — Похоже, она не придала большого значения этому обстоятельству. — Полагаю они лежат себе спокойно на банковских депозитах под разными именами.

Я покачал головой.

— Нет, если только они не разложены буквально на тысячи крохотных вкладов, что кажется не правдоподобным.

— Почему на тысячи?

— В наши дни банки обязаны сообщать в налоговую инспекцию о каждом депозите, проценты с которого составляют пятнадцать фунтов стерлингов и более. Это значит, что инспекции известно обо всех счетах свыше трехсот-четырехсот фунтов.

— Я понятия не имела, — откровенно призналась она.

— В любом случае, — сказал я, — мне хотелось знать, мог ли Павис, Глитберг или Онслоу из мести организовать мое похищение, и я спросил их.

— О Боже!

— Ага. Идея была не очень удачной. Они не сказали ни «да», ни «нет».

— Я мысленно вернулся в тот вечер в клубе «Виват». — Однако они сказали нечто другое… — добавил я и объяснил Хилари, что именно. Ее глаза расширились за стеклами очков, и она пару раз кивнула.

— Да. Понимаю, — произнесла она.

— Вот так, — продолжал я, — обстоят дела в настоящий момент, через несколько лет. Но теперь в моем распоряжении не только мысленная карта местного региона, но и пространное представление о большей части скакового мира с его бесчисленными взаимосвязями. Я веду дела огромного количества людей из этого мира. Их жизни — словно нити, вплетенные в большой ковер, расстилающийся передо мной, они соприкасаются между собой и перекрывают друг друга, и каждая маленькая сделка добавляет новые штрихи, помогая лучше рассмотреть узор в целом. Я сам являюсь его частью как жокей. Я ощущаю движение материи вокруг себя. Я знаю, сколько стоят седла и у кого из шорников дела идут лучше всех, кто из владельцев не оплачивает свои счета, кто играет, а кто пьет, кто копит деньги, кто жертвует на благотворительность и кто содержит любовницу. Я знаю, сколько заплатила женщина, на чьей лошади я скакал сегодня, чтобы сфотографировать своего скакуна на рождественские открытки, которые она рассылала в прошлом году. Я знаю, сколько букмекер отдал за свой «роллс», и тысячи и тысячи подобных деталей. Все они соответствуют друг другу и безвредны. Но когда они выпадают из общей картины… например, жокей вдруг начинает тратить больше, чем заработал, и я обнаруживаю, что он основал полностью новое дело и не указывает в налоговой декларации ни пенса из этих доходов… когда концы с концами не сходятся, тогда я вижу чудище в волнах. Лишь мельком, тщательно спрятанное… Но оно наверняка там.

— Как теперь? — спросила она, нахмурившись. — Твой айсберг?

— М-м… — Я заколебался. — Еще один вор.

— А этот — он тоже пойдет в тюрьму, поклявшись перерезать тебе горло?

Я не сразу ответил, и она добавила сухо:

— Или он скорее перережет тебе горло до того, как ты отправишь его в камеру?

Я слабо усмехнулся.

— Нет, с такой скалой, как ты, — никогда.

— Будь осторожен, Рональд, — серьезно предупредила она. — Мне твоя история совсем не кажется забавной.

Она беспокойно встала, возвышаясь среди листьев пальм, тонкая и прямая, почти как стволы этих тропических деревьев.

— Идем на кухню. Что ты будешь есть? Могу приготовить испанский омлет, если хочешь.

Я сидел, облокотившись на кухонный стол, и пока она мелко крошила огурцы, картошку и зеленый перец, рассказал ей намного больше. Мои откровения были, в общем, в высшей степени неэтичны, так как бухгалтеру ни при каких обстоятельствах не полагается обсуждать дела своих клиентов. Она слушала с возраставшей тревогой и резала овощи все медленнее. Под конец он положила нож и просто стояла.

— Твой партнер, — сказала она.

— Я не знаю, в какой степени он осведомлен обо всем, — заметил я, — но в понедельник… собираюсь выяснить.

— Сообщи в полицию, — посоветовала она. — Пусть они выясняют.

— Нет. Я работаю с Тревором шесть лет. Мы всегда хорошо ладили друг с другом, и по-своему, сдержанно, он привязан ко мне. Я не могу просто пойти и донести на него.

— Ты его предупредишь.

— Да, — сказал я. — И расскажу о существовании… скалы.

Она начала готовить, чисто автоматически, а ее глаза, словно зеркало, отражали напряженную работу мысли.

— Ты думаешь, — спросила она, — твой партнер знал о других мошенниках и покрывал их?

Я покачал головой.

— Только не Глитберга и Онслоу. Определенно нет. И двоих последних тоже нет. Обе фирмы, где они работали, были моими клиентами, и Тревор не имел к ним никакого отношения. Но Коннат Павис… — Я вздохнул. — Я действительно не знаю. Тревор обычно проводил около недели на этой фирме, осуществляя аудиторскую проверку на месте, как почти всегда делается на крупных предприятиях. Однажды туда отправился я только потому, что у Тревора было обострение язвы. Коннату Павису не повезло, что я сообразил, чем именно он занимался. Тревор мог без всякой задней мысли пропустить тревожные сигналы, ведь он обычно не работает так, как я.