Дик Фрэнсис - Риск

Денби подчинился весьма неохотно.

— У меня появилась возможность, — начал он, — купить небольшой многоквартирный дом. Совершенно новый. Незаконченный. Строитель попал в трудное положение и срочно продавал, все как обычно. Естественно, квартиры уходили дешево. Поэтому я купил их. Обидно упускать такой выгодный шанс. Раньше я уже заключал сделки подобного рода. Я ведь не дурак, как известно. Знал, что делаю, и все такое.

— Сами составляли документ о передаче прав на недвижимость? — спросил я.

— Что? О, да. — Он кивнул. — Ну так вот, мне понадобилась некоторая дополнительная сумма, чтобы профинансировать операцию. Надежная гарантия. Хорошие квартиры. Без недостатков.

— Но они до сих пор не проданы? — вмешался я.

— Нужно время. Зимой рынок вялый. Но все они продаются сейчас, осталось подписать контракты. Всякие формальности, закладные. На это нужно время.

— М-м, — пробормотал я. — Сколько в доме квартир и где он находится?

— Восемь квартир, маленьких, конечно. В Ньюкии, Корнуолл.

— Вы их видели? — спросил я.

— Разумеется.

— Не возражаете, если я тоже взгляну? — сказал я. — Вы дадите адреса всех людей, кто покупает квартиры, и сообщите, сколько каждый из них платит?

Денби ощетинился.

— Вы хотите сказать, что не верите мне?

— Я аудитор, — ответил я. — Я не верю. Я проверяю.

— Можете положиться на мое слово.

Я покачал головой.

— Вы прислали нам поддельную банковскую ведомость. Я ни в чем не могу положиться на ваше слово.

Повисло молчание.

— Если квартиры действительно существуют и если вы вернете деньги на этой неделе, я не стану поднимать шум, — сказал я. — Я хочу получить письменное подтверждение банка. Деньги должны поступить на счет до пятницы, а письмо лежать у меня на столе к субботе. Иначе мы не договоримся.

— Я не сумею достать деньги на этой неделе, — брюзгливо заявил Денби.

— Возьмите в долг у ростовщиков.

— Но это нелепо. Проценты, которые мне придется заплатить, начисто лишат меня прибыли.

И поделом, безжалостно подумал я и сказал вслух:

— Если деньги клиентов не вернутся в банк к пятнице, придется сообщить в Коллегию адвокатов.

— Ро! — запротестовал Тревор.

— В какие бы одежды вы ни рядили истину, приукрашивая словами типа «неудачный» или «выгодный», факт остается фактом: каждый из нас троих знает, что поступок Денби — уголовное преступление. Как партнер фирмы я не желаю иметь с этим ничего общего. Если деньги не будут возвращены до пятницы, я напишу письмо и объясню, что в свете вновь открывшихся обстоятельств мы хотим аннулировать недавно выданный акт.

— Но Денби лишат права практиковать! — воскликнул Тревор.

Создавалось впечатление, будто оба считали, что суровая правда жизни — нечто, с чем могут столкнуться другие люди, но только не они сами.

— Не по-дружески, — сердито сказал Денби. — Излишне вызывающе, вот как вы ведете себя, Ро. Слишком праведно. Негибко.

— Какой есть, такой есть, — сказал я.

— Полагаю, нет смысла предлагать… э-э… взять вас в долю?

Тревор испуганно дернулся, пытаясь остановить его.

— Денби, Денби, — огорченно вздохнул он. — Его нельзя подкупить. Ради Бога, не теряй голову. Если ты по-настоящему хочешь настроить Ро против себя, предложи ему взятку.

Денби угрюмо посмотрел на меня и стремительно вскочил на ноги.

— Хорошо, — горько сказал он. — Я достану деньги к пятнице. И никогда больше не ждите от меня одолжений.

Широкими шагами он в ярости покинул кабинет, оставив после себя турбулентные завихрения воздуха и более длинный след разрушенной дружбы. Бурная струя в кильватере, подумал я, переворачивающая все, что в нее попадает.

— Вы довольны, Ро? — мягко и печально спросил Тревор.

Я сидел молча и размышлял.

Я мог бы уйти. Мог бы притвориться, что не знаю то, что знаю. Мог бы довольствоваться молчанием, дружбой и миром. Сдержаться и не причинять никому боли, избавить от позора, тоски и отчаяния.

Мой друг или закон? Что важнее для меня? Закон или мое собственное желание… О Боже Всемогущий.

Я сделал глотательное движение, но во рту у меня пересохло.

— Тревор, — начал я, — вы знакомы с Артуром Робинсоном?

Нет, не весело, совсем не весело смотреть, как человек терпит сокрушительное поражение. Кровь медленно отлила от лица Тревора, превратив его глаза в два огромных расплывчатых пятна.

— Я налью вам бренди, — сказал я.

— Ро…

— Подождите.

Я достал из бара бокал для вина и щедро наполнил его бренди, лишь слегка разбавив содовой.

— Выпейте, — с сочувствием посоветовал я. — Боюсь, я нанес вам удар.

— Как… — Его губы неожиданно задрожали, и он торопливо поднес ко рту бокал, чтобы скрыть это. Он пил маленькими глотками, потом отодвинул стакан на несколько дюймов: самое действенное лекарство от всех недугов.

— Как много вы знаете? — спросил он.

— Почему меня похитили. Кто это сделал. Кто владеет яхтой. Кто ею управлял. Где она теперь. Сколько она стоила. И откуда идут деньги.

— Боже мой… Боже мой… — У него тряслись руки.

— Я хочу поговорить с ним, — сказал я. — С Артуром Робинсоном.

Слабый проблеск чувства, похожего на надежду, затеплился в его глазах.

— Вы знаете… его настоящее имя?

Я назвал его. Искра надежды потухла, обратившись в холодный серый пепел. Его зубы стучали о край бокала.

— Я хочу, чтобы вы позвонили ему, — продолжал я. — Скажите ему, что я все знаю. Скажите, что я хочу поговорить. Скажите, если ему придет в голову предпринять что-то помимо того, о чем я прошу, я пойду из этой конторы прямиком в полицию. Я хочу поговорить с ним сегодня вечером.

— Но, Ро, зная вас… — В его голосе слышалось отчаяние. — Вы в любом случае сообщите в полицию.

— Завтра утром, — уточнил я.

Тревор долго, очень долго смотрел на меня. Потом с тяжким вздохом, вернее, полустоном он протянул руку к телефону. Мы отправились к Тревору домой. Он полагал, что там разговаривать будет удобнее, чем в конторе.

— А ваша жена? — спросил я.

— Она сегодня ночует у сестры. Она часто так делает.

Мы поехали на двух машинах, и, судя по застывшему выражению его лица, все четыре мили Тревор толком не видел дорогу.

Его большой дом выглядел роскошно в лучах предзакатного солнца, почтенные двадцатые годы столетия заявляли о себе каждым кирпичиком. Уйма ромбовидных окон, черная краска, широкий портик с витыми колоннами, вьющиеся тут и там побеги глицинии, множество фронтонов с выступавшими для пущего эффекта балками.

Тревор отпер парадную дверь и первым вошел в дом, застоявшийся воздух пах кофе и полировкой для мебели.

— Идем в укромный уголок, — сказал он, шагая вперед.

Укромным уголком называлась продолговатая комната, расположенная между более официальными гостиной и столовой и выходившая на крытую веранду с колоннами, под которой простиралась лужайка. Для Тревора укромный уголок психологически, как и географически, являлся средоточием дома, местом, где он более всего чувствовал себя хозяином.