Дик Фрэнсис - Риск

— О, он расскажет, — уверенно сказал Тревор. — И неприятностей не избежать. Вопросы, следствие, много шума. Но в конце концов, если мы проявим осторожность, то скорее всего сохраним деньги.

— «Скорее всего» — этого слишком мало, — горячо возразил Павис.

— Ничего нельзя гарантировать, — сказал Тревор.

— Ну, одно-то можно, — сказал Онслоу. — Эта гадина сполна получит по заслугам.

Все пятеро разом повернулись ко мне, и на лице каждого, даже Тревора, я прочел сходное желание.

— Для этого мы и пришли, — сообщил Павис.

— Четыре кошмарных года, — сказал Онслоу. — И презрение и насмешки, от которых страдали мои дети. — Он оторвался от двери и разогнул руки.

Глитберг добавил:

— И судьи, воротившие свои поганые носы. Они все начали медленно надвигаться. Зрелище было жутким, от него бросало в дрожь. Они походили на стаю волков.

Позади меня находился стол, а за ним — сплошная стена. Они перекрывали мне путь к окнам и двери.

— Не оставляйте следов, — предупредил Павис. — Если он пойдет в полицию, будет только его слово против нашего, и если он не предъявит доказательств, его никто не станет слушать. — Лично мне он сказал: — У нас у всех будет чертовски хорошее алиби, обещаю.

Шансы были дрянными. Я сделал резкий прыжок в сторону, пытаясь увернуться от наступавшей грозной когорты, обойти ее с фланга и добраться до двери.

Я никуда не добрался — сделал два шага, не более. Их руки вцепились в меня со всех сторон, оттащили назад, они навалились на меня общей массой.

Складывалось впечатление, будто моя попытка к бегству сорвала их с тормозов. Они действовали решительно и грубо. Я отбивался с остервенением, стараясь освободиться, но с тем же успехом я мог бы помериться силами с осьминогом.

Они оторвали меня от пола, подняли и посадили на край стола. Трое из них с силой удерживали меня — их руки мало отличались от железных тисков.

Финч выдвинул ящик в торце стола и вышвырнул оттуда скатерть в красную и белую клетку, которая плавно перелетела через всю комнату и упала на кресло. Под скатертью лежали большие квадратные салфетки. Тоже в красную и белую клетку. Скаковые цвета Гобелена. В критическую минуту в голову иногда приходят нелепые мысли. Финч и Коннат Павис, каждый скатали валиком по салфетке, наподобие бинта, и закрутили узлом вокруг одной из моих лодыжек. Они привязали меня за щиколотки к ножкам стола. Потом они стащили с меня пиджак. Они скатали и обвязали красно-белыми салфетками кисти рук, туго затянув узлы; свободные концы ярких салфеток трепетали, точно праздничные флажки. Они управились быстро.

Лица у всех раскраснелись, глаза туманились в упоении утоленной страсти. Глитберг и Онслоу навалились на меня с двух сторон и растянулись на спине. Финч и Коннат Павис закинули мне руки за голову и привязали салфетки на запястьях к двум другим ножкам стола. Мое сопротивление только распаляло их.

Думаю, стол был примерно два на четыре фута. Я вполне умещался на нем от колен до макушки. Жесткий, покрытый стеклом, неудобный.

Они отступили назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Моя борьба не принесла плодов, но все они тяжело дышали. Все страдали избыточным весом, все были не в форме и готовы в любой момент скончаться от сердечной недостаточности. Но они продолжали жить.

— Что теперь? — задумчиво поинтересовался Онслоу. Он опустился на колени и снял с меня ботинки.

— Ничего, — сказал Тревор. — Достаточно.

Стадный инстинкт угас в нем первом. Он отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.

— Достаточно! — вскричал Глитберг. — Да мы ведь еще ничего не сделали.

Павис окинул меня с ног до головы пристальным, оценивающим взглядом и, наверное, только теперь осознал, что они сделали.

— Да, — медленно произнес он. — Достаточно.

— Вот еще! — злобно отозвался Онслоу.

— Ни за что, — вторил ему Глитберг.

Павис не удостоил их вниманием и обратился к Финчу.

— Он твой, — сказал он. — Но на твоем месте я бы просто оставил его здесь.

— Оставить его?

— У нас есть дела поважнее, чем заниматься тут с ним глупостями. Ты не хотел оставлять на нем следов. Уверяю тебя, будет вполне достаточно того, как мы связали его.

Уильям Финч обдумал сказанное и кивнул; он уже немного опомнился, к нему возвращалась способность рассуждать здраво. Он медленно приблизился и остановился почти вплотную ко мне, сбоку. Финч взглянул вниз, и глаза его до краев наполнила знакомая ненависть.

— Надеюсь, ты удовлетворен, — сказал он. И плюнул мне в лицо.

Навису, Глитбергу и Онслоу идея показалась замечательной. Они проделали то же самое по очереди с самой презрительной миной, какую смогли изобразить.

Тревор к ним не присоединился. Он просто смотрел и жалко дергал руками, выражая протест, впрочем, совершенно бесполезный.

Слюна почти ослепила меня. Ощущение было ужасным, и я не имел возможности стереть ее.

— Хорошо, — сказал Павис. — Вот и все. Теперь сваливай, Финчи, а ты, Тревор, собирай вещи, и мы все уходим.

— Вот еще! — снова возмутился Онслоу.

— Тебе нужно или не нужно алиби? — задал вопрос Павис. — Для этого придется потрудиться. Попасться на глаза полудюжине добропорядочных людей. Распустить кое-какие слухи.

Онслоу сдался неохотно и потешил себя, удостоверившись, что ни один узел на салфетках не ослаб. Чего, увы, не произошло. Финч исчез из моего сократившегося поля зрения, как и, похоже, из моей жизни. У подъезда завелась машина, колеса прошелестели по гравию, и звук мотора замер вдали.

Тревор вышел из комнаты, но вскоре вернулся с чемоданом в руках. Пока он отсутствовал, Онслоу хихикал, Глитберг глумился, а Павис проверял, насколько свободно я могу шевелить руками — мне удавалось сдвинуть их на полдюйма, самое большее.

— Тебе отсюда не выбраться, — сказал он.

Он потряс меня за локоть и насладился результатом.

— Полагаю, теперь мы квиты. — Он отвернулся, ибо появился Тревор.

— Все двери закрыты?

— Все, кроме парадной, — ответил Тревор.

— Отлично. Тогда поехали.

— Но как быть с ним, — спросил Тревор. — Мы не можем просто оставить его в таком положении.

— Неужели? Почему же?

— Но… — пробормотал Тревор и умолк.

— Кто-нибудь найдет его завтра, — сказал Павис. — Уборщица или еще кто-то. У вас есть уборщица?

— Да, — неуверенно промямлил Тревор. — Но она не приходит по вторникам. Хотя вернется моя жена.

— Так в чем же дело?

— Хорошо. — Он поколебался. — Жена хранит кое-какие деньги на кухне. Пойду принесу.

— Ладно.

Тревор отправился за деньгами, потом возвратился. Он остановился около меня с обеспокоенным видом.

— Ро…

— Ну, хватит, — нетерпеливо вмешался Павис. — Он погубил тебя, как погубил и нас. Ты ни черта ему не должен.