Михаил Литов - Первенец

- Нет, я тоже верю... Просто я подумала, что это... это преображение... убьет тебя. Сразит наповал, хочу я сказать...

- Почему оно должно сразить меня наповал? Ничуть не бывало! откликнулся я с показной бодростью. - Я чувствую себя превосходно. Мне можно только позавидовать.

Не думаю, что Фенечка Александровна поверила в мой оптимизм и что в ее сердце разгорелась зависть. Однако возиться с ней было некогда, я попрощался и ушел, пообещав в ближайшие дни навестить ее.

Едва я оказался на улице, между темными, погруженными в сон домами, страхи и сомнения вспыхнули в моем мозгу как фейерверк. Вдруг Агата не пожелает признать и принять меня в качестве какого-то там местного Дориана Грея, прогонит меня? И этот поступок не был бы совершенно необоснованным.

С другой стороны, мной владела молодость, мою грудную клетку распирала молодеческая сила. Я больше не хотел сопротивляться монстру лишь пассивно или вести с ним какую-то рассчетливую войну. Я хотел выступить открыто, опрокинуть его и растоптать. Юный человек борется не за свою шкуру, как тот, кого уже потрепала жизнь, кто в глубине души даже и не против свести счеты с последней, но в страхе перед небытием цепляется за свое жалкое существование. Юность жаждет самоутверждения, она гордо и, если надо, грубо утверждает себя, и ее не напугает, а возмутит, если по странному стечению обстоятельств на том месте, на которое она претендует, вдруг окажется какое-то инфернальное создание.

Выяснив для себя свое новое положение и мировосприятие, я повернул назад к Фенечке Александровне. Она открыла дверь на мой стук, а из-за ее спины тут же вывернулась и ядовито посмотрела на меня Роза. Она была в одних трусиках, белая и тощая, с отвратительно мелкими и острыми чертами заспанного лица.

- Уйди, Роза, - крикнул я раздраженно, - или я за себя не ручаюсь! Я не из тех, кто балует детишек!

Фенечка Александровна, может быть только из соображений безопасности, взяла мою сторону.

- Да, Роза, в самом деле, отвали, - грубо сказала она дочери. - Иди спать. Сейчас не до тебя.

Бормоча себе под нос какие-то детские ругательства, Роза удалилась. Я прошел мимо Фенечки Александровны в кухню, а когда она шмыгнула туда следом за мной, без обиняков потребовал у нее все необходимое для изготовления факела.

- Зачем тебе факел? - спросила она.

- Я пойду в заброшенный дом и покончу с этой тварью.

- Ты думаешь, тебе это удастся? Думаешь, ее легко найти? Легко одолеть? Думаешь, можно одолеть то, что способно изменять человека до неузнаваемости и заставлять его делать то, что он не собирался делать или даже никогда в действительности не делал?

- Я уверен, - одним махом ответил я на все множество ее тревожных вопросов.

Фенечка Александровна с восхищением посмотрела на меня.

- Ты герой, Нестор, ты настоящий герой! - воскликнула она. - Не знаю, поступаешь ли ты правильно и мудро, но в том, что это смелый поступок, я ни минуты не сомневаюсь...

- Погоди! - Я поднял руку, пресекая поток ее красноречия. - Сделай мне факел, а восторгаться мной будешь потом. Пока я еще не совершил ничего героического.

Фенечка Александровна взялась за дело с просветленным лицом наконец-то она встретила настоящего мужчину. Она не понимала, что мое геройство и рыцарство коренилось не в истинном мужестве, а всего лишь в возвращенном мне юношеском самодурстве, которое вполне могло толкнуть не только на схватку с чудовищем и мировым злом, но и на разные дикие выходки и даже на насилия по отношению к маленьким беззащитным девочкам.

- А что мне делать, если ты не вернешься? - спросила Фенечка Александровна, когда факел был готов.

- Ничего не делать. Жить, как жила до сих пор.

Я внимательно осмотрел факел и остался доволен ее работой.

- Я пойду к твоей жене. Все ей расскажу... Расскажу, как все это началось и чем закончилось... Она поймет. Поймет, что ты погиб, как подобает настоящему мужчине. Что ты жил как истинный герой и достойно принял смерть... - лепетала Фенечка Александровна.

Я лишь усмехался на ее слова. То, что она внезапно словно потеряла чувство меры и ударилась в театральность самого низкого пошиба, могло навести меня на мысль, что и она внезапно преобразилась и я имею дело уже не с живым человеком, а его карикатурой или даже натуральным призраком. Но я, преисполненный решимости покончить со всем этим бредом и кошмаром, уже не думал о подобных вещах.

С факелом в руках я направился к двери.

- Я пойду с тобой, Нестор! - слабым голосом выкрикнула Фенечка Александровна.

- Ни в коем случае, - отрезал я. - Меньше всего эта история касается тебя. Это мое дело. И я пойду один.

- Но разреши мне хотя бы немного проводить тебя, - взмолилась она.

Я разрешил, в конце концов было даже приятно, что она так печется обо мне, это льстило моему самолюбию, поднимало мой престиж в моих собственных глазах. Я уже как-то свыкся с мыслью, что становлюсь героем, человеком, достойным неподдельного восхищения. И оттого, что это так, мне хотелось быть лучше, чем я был или чем вообще мог быть.

Когда мы вышли на улицу и быстро зашагали в темноту, Фенечка Александровна, сознательно, хотя и робко прижимаясь ко мне, проговорила:

- Если бы ты знал, Нестор, как тяжело терять человека, к которому успел привязаться!

- Рано ты меня хоронишь, Феня, - усмехнулся я, - откуда у тебя такая уверенность, что я не вернусь?

- Да ведь ты покидаешь меня! - воскликнула она с чувством.

- У меня вовсе нет ощущения, будто я иду на верную смерть. Может быть, это не очень-то и сложное дело. Может быть, это совсем простая работа, которую я обязан выполнить как можно скорее и лучше, и тогда...

Я замялся и ускорил шаг, чтобы скрыть смущение.

- А что тогда? - тут же подхватила она.

Похоже, у нее сложилась иллюзия, что сюжет, начавшийся в заброшенном доме, настолько запутал нас, что наши отношения волей-неволей зашли дальше просто дружеских и, если мне сужденно вернуться, я вернусь именно к ней. Не мог же я, разрушая эту отрадную для нее иллюзию, прямо сказать, что вернуться предпочту все же к жене. Мне не хотелось обижать Фенечку Александровну, тем более в такую драматическую и торжественную минуту. И я молчал.

- Ах, если бы не было всего этого! - продолжала она взволнованно. - Ни заброшенного дома, ни этого неизвестного существа, которого я боюсь, как ничего другого на свете, ни этой ночи, ни необходимости расставаться...

- Не было бы... А что же было бы? Что должно быть, Феня?

- Я хочу, чтобы был ясный день, светило солнышко и были поля и луга, и лес на горизонте, и травка чтоб зеленела... И чтобы мы, взявшись за руки, шли по полю, а смерти, такой, как у моей бедной Глории, смерти чтоб не было!

Впереди затемнела громада дома, в который мне предстояло войти, возможно, без всякого шанса затем благополучно выбраться из него. Мечты моей спутницы отчасти захватили меня. Я бы и сам не протестовал, когда б вместо ночи с таящимися в ней опасностями торжествовал ясный, солнечный день.