Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин

— Нет! — Она могла бы просто броситься к выходу, но на дороге оказалась фрау Дорфман, слишком крупная и массивная, чтобы ее можно было столкнуть с места. — Завтра. Утром. Я смогу вернуться. Да, это меня во всех отношениях куда больше устраивает.

В девять утра? Отлично, она согласна на что угодно. Но оловянные глазки мерцали хищно, их было не одурачить.

— Еще одно. — Фрау Дорфман не позабыла изобразить на лице улыбку. — Нам надо сейчас разобраться с финансовой стороной дела. Женщине с такой суммой наличными просто нельзя ходить по улицам.

Цена бегства. Люсинда передала ей заранее заготовленную пачку, не видя сейчас ничего, кроме пухлых рук, с привычным видом принявших деньги, пересчитавших их, а затем открывших дверь. Да, хорошо… как и договорились, завтра утром. Муж фрау Дорфман настоял на прощальном рукопожатии, его пальцы оказались мягкими, но цепкими, — и вот лица обоих хозяев стали всего лишь пятнами, ей что-то крикнули вдогонку, но Люсинда уже бежала отсюда — быстрее, как можно быстрее, по лестнице и дальше, уже по улице.

Налево, направо, еще раз налево — она пробежала несколько кварталов, прежде чем осмелилась обернуться. Людвиг не мчался за ней, помахивая в воздухе аспиратором. Какой, однако, жалкий человечишко! Стоило ли от такого удирать, стоило ли так сбиваться с дыхания? В сумочке у Люсинды, рядом с носовым платком (а больше там уже ничего не осталось), лежала веточка… как же он назвал это растение? Спешно сунув его в момент обмена рукопожатиями. Да, это как раз то, что ей нужно, — чтобы решить проблему самой.

Такси нигде не было видно, да она и не собиралась брать такси. Она продолжала идти по тротуару, не обращая внимания на окружающих. Головорезы пожирали глазами ее тело и сумочку, проститутки завистливо косились на нее, но никто из прохожих не догадывался о том, кто она такая. А если и догадывался, то всем было наплевать. Вот что такое слава. Неосторожный шаг — и она провалилась в трясину, провалилась бесследно.

К тому времени, как Люсинда вышла на мост Вайдендаммербрюкке, солнце стало оранжево-ярким и беспощадным. Люсинда не обращала внимания на прогуливающихся здесь буржуев, не заметила входа в метро. Внизу, за перилами моста, текла Шпрее, густая, как черный кофе. Люсинда превратила в торжественную церемонию извлечение из сумочки прощального дара Дорфманов и швыряние его в речную бездну.

Легкий всплеск, и все исчезло. Ну, а что ребенок — как бы повел себя он, погрузившись в эти воды? Тоже бесследно исчез или вызвал, спровоцировал бы наводнение? Люсинда рассмеялась, не обращая внимания на то, слышит ее кто-нибудь или нет. Река, разумеется, ничуть не переменилась бы. Но нет, Люсинда не могла вести себя подобно Карлу, просто повернувшемуся спиной к старому Этторе и ушедшему прочь. А она буквально — и впрямь буквально — носила свою проблему с собой везде и повсюду.

Сумерки в это время года затягиваются чуть ли не на целую вечность. Она пошла по набережной, миновала Зоо, потом оказалась на Курфюрстендамм — и внезапно обнаружила, что стоит перед неоновой вывеской «Римского кафе».

О Господи, только не это! Инстинкт возвращает тебя на прежнее место. Вот и говори потом, что входишь в пещеру со львами! Но куда же пойти, по которой из улиц обратиться в бегство? И тут Люсинда как бы поневоле заметила тенистую громаду церкви императора Вильгельма.

Ну, разумеется! Как же звучит эта строчка? Что-то насчет того, что «откройте глаза — и увидите». Но если эта мысль настолько замечательна, почему она не пришла Люсинде в голову раньше? Нет, сейчас не время задумываться над этим, надо просто идти, куда несут ноги, или, по крайней мере, куда ведут мысли, — надо устремиться хотя бы в одну сторону. Она перешла через дорогу, чтобы поймать такси, не попавшись при этом на глаза завсегдатаям кафе и приятелям Карла, которые вполне могли там оказаться. Хотя, конечно, немалого труда стоило найти таксиста, готового отвезти ее в Шпандау.

Миссия сейчас выглядела несколько по-иному: темная, из полураскрытых дверей не вырывался наружу приветливый и радушный свет. За те несколько раз, что она приезжала сюда на встречу с Анжелой уже после роковой вечеринки, здесь неизменно проводили какое-нибудь мероприятие. Конечно, это были безобидные вылазки за спиной у Карла, попытка загладить происшедшее той бесславной ночью. И Джулиан ни разу не упускал возможности отвести их обеих в сторону и сказать им доброе слово.

— Разумеется, мы простили вас, — заверил он ее. Но, с другой стороны, они с Анжелой ушли тогда с вечеринки с чрезмерной поспешностью. — Любовь Господня проистекает из всеведения.

Люсинде хотелось бы в это поверить и на какое-то время ей это удалось. Но тут Анжела вернулась в Мюнхен и в Берхтесгаден, вновь стала домоправительницей у брата, пообещав писать Люсинде на адрес миссии. Несколько писем и впрямь пришло, благодаря чему вновь появилась возможность побеседовать с Джулианом, но в тот период, когда Элио, Карл и Лили буквально рвали ее на части, дело не пошло дальше простого «здравствуйте».

Глупо, как это она ухитрилась вложить столь многое в постройку, возведенную Карлом, а потом дать возможность обрушиться всему зданию! И, разумеется, немалая часть вины падает на нее. Но Джулиан сумеет понять и, так или иначе, даст ей свое благословение. Люсинда вылезла из такси, едва не расплакавшись. Да, конечно, главные ворота заперты, но наверху, в угловом окне, горел свет. Это был кабинет Джулиана.

Она постучала, прождала бесконечно долго, а потом появился он со старомодной керосиновой лампой в руке и выглядел при таком освещении явно изумленным.

— Фройляйн Краус! Что-нибудь стряслось?

Он был в рубашке с закатанными рукавами, в подтяжках, волосы всклокочены. Нормальный вид свободного от службы священника. Пока они поднимались по лестнице, Люсинда молчала; она все расскажет ему, но только не сейчас. Но тут она попала в комнату, казалось, разваливающуюся на части подобно ее собственной жизни. Беспорядочно разбросанные досье, рекомендательные письма, собранные в стопку картины, плакаты, явно только что снятые со стен и завернутые в старые газеты.

— Вы уезжаете?

Джулиан, понурившись, кивнул, принялся бесцельно перебирать брошюры и книги.

— Меня отзывают. Мы с Первой Президентурой разошлись по… — Он шмыгнул носом. — …можно сказать, по вопросам тактики. Старейшины не видят смысла в том, чтобы вербовать в Сион новых пилигримов, если те все равно не попадут в США согласно только что принятому закону об иммиграции.

У Люсинды подкашивались ноги. Она села.

— Не дадите ли вы мне стакан воды? — Получив испрошенное, она отчаянно улыбнулась. — Ну, и когда же вы уезжаете?