Брайэн Лоуренс - Утренний звонок

Брайэн Лоуренс

УТРЕННИЙ ЗВОНОК

- Нет ничего хуже, чем возвращение в твою жизнь бывшей подружки, особенно чокнутой, - сказал я, обращаясь к испещренному трещинами цементному потолку. Я лежал на жестких нарах и, будто завороженный, смотрел на ошметки серой краски, которые, будто летучие мыши, свисали с потолка моей камеры в Потоси - одной из "образцовых" тюрем штата Миссури. Потом перевернулся на бок и взглянул на своего сокамерника. - Давно ты здесь, Оскар? - Семь лет, четыре месяца и тринадцать дней. Хотя кто считает? Я оглядел крошечную каморку площадью семь квадратных метров, в которой провел уже девять месяцев, восемнадцать дней, семь часов и тридцать семь минут. Впочем, кто их считает, эти часы и минуты? Две койки, если их можно так назвать, толчок без крышки, рукомойник и какая-то тусклая металлическая пластина, которую незнамо почему называют зеркалом. Да еще Оскар, мой лохматый рябой сосед. - Слушай, до прогулки всего час, - сказал он. - Ты будешь рассказывать свою историю, или как? Знаешь ведь, что я не могу без свежего воздуха, Оскар растянулся на койке, тощий жесткий матрац при этом почти не промялся. Свежий воздух? Черта с два. Просто во время прогулок Оскар затаривается кокаином. Заметив, что он начинает терять терпение, я приступил к своему печальному повествованию.

Все началось примерно год назад. Я завтракал, когда зазвонил телефон. Джина, моя жена, сняла трубку, и женский голос попросил позвать меня. Поколебавшись, Джина неохотно вручила мне трубку, и меня передернуло от злобного взгляда темных глаз жены, от сердитого взмаха длинных тяжелых ресниц. Джина была чертовски ревнива. Не буду спорить: я действительно заглядывался на других женщин, но и только. Однако Джина этого не понимала, а посему бесконечно ссорилась со мной, обвиняя в изменах. А когда я говорил, что только глазею, но не трогаю, жена моя бесилась пуще прежнего. Я-де считаю ее некрасивой. Получался своего рода порочный круг, по которому наш брак вращался уже тринадцатый год. Не поймите меня неправильно: я очень любил жену. Она была страстной, чувственной женщиной, полной жизни и кипучей энергии. Но, увы, ревность разрезала ее цельную натуру, будто медная жила - толщу Скалистых гор. - Алло, - сказал я в трубку. - Бобби? Не догадываешься, кто это? Где-то на задворках сознания забрезжило смутное воспоминание. Наверное, какая-нибудь бывшая подружка, решил я и покраснел. Моя жена, от внимания которой мало что ускользало, заметила румянец, засопела и вихрем вылетела из комнаты. К моему удивлению, она не пошла в спальню и не сняла трубку параллельного телефона. - Нет, извините, не припоминаю, - ответил я со всеми на то основаниями. Но всему свое время. Дойдем и до оснований. - Это Диана. Диана Маккормик. Помнишь? Да разве такое забудешь? Диана Маккормик. Я встречался с ней примерно за год до знакомства со своей будущей женой. Это был бурный, страстный и короткий роман с печальным концом. Диана имела дурную привычку спать, с кем попало. Разумеется, никто не позаботился сообщить мне об этом, но я и сам дознался. Мы встречались уже месяцев шесть, когда как-то раз я спросил Диану, где она была накануне вечером, потому что подруга моя не пришла на свидание. "Как это - где? - ответила Диана. - С другим мужчиной. Или тебя это не устраивает?" Разумеется, это меня не устраивало, и последовала долгая бурная ссора. Соседи вызвали полицию. Меня повязали, а Диана орала, что убьет меня, если увидит еще раз. Прелестная девушка. С нее бы сталось. Короче, мы разошлись, а потом мне сказали, что она куда-то переехала. Вроде бы, на западное побережье. - Да, Диана, помню, - ответил я. - Помню, как ты велела мне не лезть в твою жизнь. - Дело прошлое, Бобби. Я тебя давно простила. Позвонила бы тебе раньше, да духу нехватало. Простила меня?! Да, с духом у нее, похоже, полный порядок. Но я - человек рассудительный и вежливый (жена называет это слюнтяйством), а посему не стал придираться к словам и сказал лишь: - Так зачем звонишь теперь? - Да вот, приехала навестить сестру. Подумала, может, ты захочешь повидаться. Ах, сестру? Ту самую, которую я считал жемчужиной их семейства. Дон была тремя годами моложе Дианы и щеголяла огненно-рыжей шевелюрой (Диана тоже рыжая, но малость потемнее). У нее была белая кожа, усеянная веснушками, и ясные зеленые глазищи. Помнится, Дон сходила по мне с ума, пока я встречался с Дианой. А когда старшая сестра сыграла со мной старую как мир шутку, я пару раз сходил на свидание с младшей. Но и этот флирт не затянулся: Дон была еще совсем ребенком (иными словами, не хотела ложиться в постель), поэтому я ее бросил. Дон обладала таким же необузданным норовом, что и ее сестра. Когда я сообщил ей, что все кончено, она впала в ярость и принялась швырять в меня всем, что попадалось под руку. Орала, что, мол, любит меня безумно, а я, мерзавец, нагло использовал ее. Эти сестрицы Маккормик то и дело бросались из крайности в крайность. Я слышал, что Дон перебралась в Нью-Йорк. Но теперь, похоже, обе вернулись, и это сулило мне разрыв сердца. - Э... не думаю, что это очень удачная мысль, - ответил я. - У меня жена и двое детей. Хотя приятно было поболтать. Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и обернулся. К счастью, Джина вошла в комнату безножа, а то сделала бы из меня собачий корм. - Кто это был? - вопросила она, сверкая прекрасными темными глазами. Ее смуглое лицо сделалось мрачнее тучи. Мы с Джиной составляли довольно живописную парочку. У нее были агатово-черные, по-детски шелковистые волосы, вечный загар и темно-карие глаза, а у меня - белобрысые кудри, бледная кожа и синие зенки. Интересно, слышала ли Джина мой разговор? Если она уловила хотя бы концовку... - Диана Маккормик, - сказал я, хотя в голове у меня теснились самые разнообразные лживые ответы. Но я - слюнтяй, а посему сообщил Джине правду. - Женщина, с которой я встречался до нашего знакомства. Она хотела меня видеть. Джина занесла руку, я попытался защитить лицо, но она двинула меня в солнечное сплетение. Моя жена - существо чуткое, с мгновенной реакцией. Она сначала бьет, а уж потом требует объяснений. Причем удар у нее тяжелый, хотя сама Джина весит всего девяносто фунтов и имеет рост пять футов. Я согнулся пополам, обхватил руками живот и прокряхтел: - Я ее отшил и бросил трубку... - Ну-ну, подонок. А где она раздобыла номер? - Может, в телефонной книге? Джина развернулась и пошла прочь. Весь остаток дня и, разумеется, всю ночь меня для нее не существовало. Я надеялся, что этим дело и кончится. Пройдет какое-то время, и Джина угомонится. Как же я ошибался! На следующее утро, примерно в тот же час, телефон зазвонил снова. Джина пулей вылетела из-за стола, окинув меня взглядом, говорившим: "Только шевельнись, скотина, и ты покойник".