Николай Жогин - Обвинение предъявлено

Акционеры окружали себя проверенными людьми — или уже зарекомендовавшими себя, или родственниками.

Своим человеком был в мастерских некто Бубнов Александр Петрович, родственник Торчинского. Представляя его компаньонам, Торчинский объяснил, что Александр Петрович нигде пока не работает, но что это очень стойкий человек.

— Что значит стойкий человек? — спросил Мулерман.

— Он хорошо держал себя на следствии.

И вскоре Бубнов стал приезжать за товаром в мастерские и развозить его по торговым точкам. Этим же занимался и Вадим, личный шофер Мулермана, отсидевший в свое время за спекуляцию автомашинами и за аферы.

Подбор нужных кадров велся акционерами даже во время отдыха. Бывая в Крыму, на Кавказе или на Рижском взморье, они искали и здесь тех, с чьей помощью можно расширить и сырьевую базу, и рынок сбыта. В санатории в Сочи Мулерман познакомился с Ильей Александровичем Говорухиным. И это знакомство, как и их встреча с Поздницким, оказалось счастливым. Знакомство началось со взаимных похвал местным чебурекам, а закончилось так же — общим интересом к трикотажу. Выяснилось, что Илья Александрович руководит несколькими торговыми точками на Курском вокзале — одном из самых бойких мест в столице. А главное, что Говорухину очень недостает дефицитного трикотажа — свитеров, шарфов, кофточек.

Через знакомых трикотажников Мулерман навел справки о новом приятеле. Ему доложили:

— Имеет дачу в Мамонтовке, автомашину «Волга» шоколадного цвета. Но мечтает о черной «Волге».

— Это нам подходит, — решил Мулерман.

Трикотажные цехи организуются в других лечебных мастерских, где акционеры ставят преданных людей. В эти дочерние предприятия продается шерстяное полотно, а доход делится между всеми акционерами. Постепенно трикотажный цех Мулермана перерастает в перевалочную базу. Отсюда идет снабжение оборудованием и сырьем почти всех мастерских психоневрологических диспансеров, больниц, где вырабатывали трикотаж. Снабжение пряжей они также взяли в свои руки. В своем цехе они поддерживали железную дисциплину. «С больных надо строго спрашивать, иначе нельзя», — требовал Торчинский.

Вот, например, докладная записка от механика Губанова на имя Торчинского:

«Прошу удержать с мастера цеха Ворониной за пропажу косынки из цеха во время штопки 52 (пятьдесят две) коп.».

С Ворониной деньги удержаны.

Зачем это нужно, если цех выпускает десятки тысяч неучтенных косынок? К чему вся комедия?

— Люди работают, они могут ошибиться, — строго говорил Торчинский. — Пусть у нас числится недостача одной косынки, все должны видеть, что мы не потерпим разболтанности и разбазаривания продукции.

Акционеры устанавливают связь с предприятиями, которые производят окраску, отделку шерсти, выделяя им соответствующую долю.

— Не экономьте на компаньонах, — учил Мулерман, — не наживайте себе врагов. Лишняя сотня рублей — лишний узелок, который нас с ними вяжет в одно целое.

Мойка шерсти, например, шла через Могилев из артели «30 лет горсовета». Могилев обеспечил мойку 210 тонн и получил за это пять тысяч рублей. Уже знакомые читателю предприниматели Стацюк и Соловьев за шерстяную и полушерстяную пряжу получили девять тысяч.

Свыше ста сделок Мулерман и Торчинский совершили с работниками магазинов Поздницким и Говорухиным. Мулерман взял на этих операциях семьдесят шесть тысяч, а Поздницкий и Говорухин — около тридцати.

Все рассчитали предприниматели, все учли, обо всем подумали, начиная свое дело. И все-таки они просчитались. И дело здесь вовсе не в этой дурацкой трамвайной истории, в которую по своей жадности влип Торчинский. И не в том клубке шерсти, которую перехватил следователь Крапивин.

Продавцы трикотажных магазинов, няни из диспансера, уборщицы из мастерских приходили в милицию, в ОБХСС и сообщали о ненормальном положении, о темных махинациях компаньонов.

Мулерман и компания летали на курорты на самых современных самолетах, они покупали новейших марок телевизоры и холодильники. А рассуждали так же, как рассуждали их допотопные предки. Им казалось, что и в наши дни за деньги можно сделать все. Что все покупается и все продается. И действительно, за деньги один из компаньонов, Стацюк, продает, буквально так, свою жену Мулерману.

Деньги Мулерман хранил в стеклянных бутылях. Их было четыре. Нашли эти бутыли. Они запечатаны сургучом и стеарином.

В чемодане — пачки двадцатипяти- и десятирублевок.

Но оказалось, что Мулерман скупал золотые монеты, валюту, ценности. Следствием установлено, что золотых монет, ювелирных изделий с бриллиантами, слитков Мулерман скупил на пятнадцать тысяч рублей. И эти сокровища у экономически подкованного Мулермана не лежали мертвым капиталом. Он то и дело пускал их в оборот, продавал, как только складывалась благоприятная конъюнктура.

Тысячу двести рублей уплатил Мулерман за платиновое кольцо с бриллиантами в девять каратов. Пусть полежит, придет и для него время. Шестиконечная звезда с жемчужиной, удивительные золотые серьги. Почему не купить? Пусть полежат. Покупаются золотые монеты царской чеканки. Они задерживаются у Мулермана ненадолго. Сегодня покупает — завтра продает, лишь бы была выгода.

Мулерман относится к числу тех, кто всю жизнь знал только одно — деньги. Трудно найти что-то светлое в его биографии. Правда, когда-то он учился, окончил четыре курса института. Но бросил учебу, стал искать легкую жизнь. Был осужден за крупное хищение государственных ценностей к десяти годам лишения свободы. Освобожден условно досрочно. Государство предоставляет ему возможность исправиться и встать на правильный путь. А он снова возвращается на тот же путь спекуляции и наживы.

При обысках у него изъято следственными органами тридцать тысяч рублей наличных денег, 23 килограмма золота в слитках, монетах и изделиях. Мулерман только в мастерских вместе с Торчинским и другими лицами присвоили свыше двухсот тысяч рублей.

— Зачем вам столько денег? — спросил его следователь на одном из последних допросов.

— Видите ли, гражданин следователь, я давал себе торжественную клятву: будет сто тысяч, я остановлюсь и выйду из игры. Можете спросить Торчинского, я ему об этом говорил. Я получил эти сто тысяч, но я остановиться уже не смог. Вы знаете, как ловят обезьян в Африке для зверинцев? В узкую трубу кладут банан. Обезьяна просовывает туда лапу и хватает плод. Разжать пальцы она уже не может — жаль добычу. К ней подходят люди и берут ее. Вот так и я.

— Ну вот, видите, вы сами пришли к тому, как низко вы деградировали, Мулерман. Вы снова вернулись в первобытное состояние.

— Очевидно, вы правы.

Правосудие свершилось. Все участники хищений осуждены. Мулерман приговором Верховного суда РСФСР осужден к высшей мере наказания с конфискацией всего имущества.