Николай Жогин - Обвинение предъявлено

У Мишакова нашлись заступники, которые стали подавать реплики из зала:

— Он больше не будет.

— Он исправится, молодой еще.

Встал сам Мишаков и под одобрительные смешки своих дружков сказал:

— А что... я больше не буду.

И товарищеский суд в своем решении записал: ввиду чистосердечного раскаяния тов. Мишакова в нехорошем поступке и обещания больше так не поступать ограничиться публичным обсуждением.

Разумеется, окажись этот товарищеский суд более принципиальным и строгим, возможно, он послужил бы молодому человеку серьезным предупреждением, заставил бы задуматься над своим поведением. Но этого не случилось. Мишаков после суда больше укрепился в убеждении: «А, ничего, хорошие кореши из беды всегда выручат». И он в тот же вечер повел «хороших корешей» в закусочную — отметить «выигранный процесс».

Из таксомоторного парка вообще никакого ответа на письмо милиции не последовало, как будто ничего особенного не произошло. Подумаешь, стакан вина!

Между тем именно вот такое снисходительное «подумаешь» подчас приводит к непоправимому, к трагедии, как это едва не случилось в истории, о которой мы рассказываем.

26 декабря Игорь Мишаков встретил во дворе Сергея Чуркина.

— Выпить хочешь?

— Хочу. Только денег нет.

— Я сегодня угощаю. Я добрый.

Мишаков зашел в магазин, купил бутылку вина, налил Сергею полный стакан.

— Пей.

После того как бутылка была распита, Мишаков предупредил мальчика:

— В другой раз ты угощаешь, имей в виду.

Другого раза пришлось ждать недолго. На следующий день щедрый и добрый папа дал сыну рубль.

— Купи себе что хочешь.

Сергей нашел Мишакова и отдал ему рубль.

— Пойдем тяпнем по маленькой.

Вино покупал всегда Мишаков: тринадцатилетнему Сергею его просто не отпустили бы. На этот раз, выпив одну большую бутылку вина, решили взять еще — поллитровую. Выпили и ее. И это все, естественно, в подворотне, без всякой закуски. И после этого Сергею стало плохо.

Вечером Нине Сергеевне позвонили на работу:

— Приезжайте, ваш сын в вытрезвителе.

Встревоженная не на шутку мать мчится в медвытрезвитель. Ее встречает врач:

— Ваш сын был в очень тяжелом состоянии. Думаю, нам удалось его спасти. — И врач, сам отец, не удержался, сказал: — Как же это вы довели до такого, а?

А Нине Сергеевне и ответить на это нечего. Со своим горем и пришла женщина в районную прокуратуру. Прокурор, прочитав заявление Чуркиной, к которому были приложены копии писем Нины Сергеевны в милицию, в парторганизацию таксомоторного парка, справка о наложении на Чуркина административного взыскания и справка из медвытрезвителя, решил возбудить уголовное дело.

Расследование прокурор поручил вести Елене Петровне Верещагиной, опытному следователю.

— Познакомьтесь с документами, — сказал прокурор, — и постарайтесь провести расследование побыстрее: речь идет о судьбе двоих детей.

Много видела Елена Петровна на своем следовательском веку — и человеческой подлости, и служебного карьеризма, видела она разных людей, но даже ее поразила судьба Сережи и Игоря Чуркиных.

Однако Елена Петровна по опыту своему знала: личные эмоции придется пока отложить в сторону и объективно, детально разобраться в том, что произошло. И вот в кабинете следователя один за другим проходят участники этой тяжелой истории.

У следователя Сергей Иванович, отец Нины Сергеевны.

— Чуяло мое сердце сразу, что недаром он их, паршивец, от меня на кухню уводит и закрывается. Только что я мог поделать, старый, немощный человек? Я говорил ему: «Нехорошо, Юрий, поступаешь. Пожалей ребятишек», а он на меня с кулаками: «Молчи, старый хрыч, не твоего ума дело!»

Вызвала Елена Петровна и мальчиков. Бледные, худенькие. От волнения на щеках выступил болезненный румянец.

— Да, папа, когда приходил вечером с работы, звал нас на кухню и давал вино. Мамы в это время дома не было, она на дежурстве. А дедушка на кухню не заходил, боялся папы. При маме папа нам вина не давал.

Сережа подтвердил, что иногда он выпивал вместе с Мишаковым, соседом. И в тот день, когда он попал в вытрезвитель, они выпили две бутылки.

На допросе секретарь партийной организации таксомоторного парка Зозулин:

— Вы знаете, о том, что Чуркин коммунист, мы узнали только из письма, которое пришло из милиции. Он к нам перевелся из автобусного парка, но на учет не встал...

— Что же вы предприняли, когда получили такой тревожный сигнал?

— Я попросил в отделе кадров характеристику на Чуркина с последнего места работы. Характеризовался он там положительно. Работал добросовестно, нарушений трудовой дисциплины не было, был дружинником, имел почетные грамоты. Но, как сказали мне наши кадровики, последнее время стал пассивен, в общественной жизни не участвовал, иногда появлялся на территории таксомоторного парка выпившим. Правда, в нерабочее время.

— Вы беседовали с ним, обсудили в коллективе письмо из милиции?

— Откровенно говоря, побеседовал, только когда от вас получил повестку. Все собирались его вызвать на бюро, обсудить... Не собрались. Дела, знаете, парк большой.

Конечно, секретарь прав: дел в такой организации, как крупнейший таксомоторный парк, много. Но вместе с тем неужели они так часто получают подобные письма? Неужели их не встревожила судьба детей?

На допросе Игорь Мишаков. Давно не стриженная и нечесаная шевелюра, брюки с раструбами и заграничным клеймом — модный парень. Глаза мутные, бегающие. Поначалу держится с вызовом: подумаешь, мол, следователь, да еще женщина, мы не такое видывали.

— А что, выпил пару раз с Сережкой Чуркиным. Так он и дома выпивает...

Но чем дальше идет допрос, все меньше остается в Мишакове самоуверенности. Под конец в круглых глазах его застывает страх.

— А мне что... срок дадут?

— Это будет решать суд. Но статья уголовного кодекса, по которой вы обвиняетесь, Мишаков, предусматривает лишение свободы.

Перед столом следователя Юрий Чуркин. Трудно сказать, что этому сгорбленному, опустившемуся даже внешне человеку нет и сорока.

Он пытается оправдать себя:

— Никакой цели, чтобы спаивать детей, у меня не было.

— Зачем же вы давали им вино?

— Я где-то читал, что вино рекомендуют как лекарство, что оно полезно.

— Рекомендовать вино как лекарство может врач, и делается это в исключительных случаях и в строго определенных дозах.

Но разговаривать с Чуркиным очень сложно. Он никак не хочет признать свою вину, до него не доходит простая истина, что он малолетних детей толкал на путь алкоголизма.

— Чудно вы говорите, — тупо твердит он, — если бы я их задумал спаивать, я бы давал им водку, а я давал только вино... Водку ни-ни...