Чингиз Абдуллаев - Разорванный август

– Олег Семенович, я хотел обратить ваше внимание на активизацию действий российских властей.

– Мы знаем, – ответил Шенин, – по поручению российского руководства звонят в регионы и требуют отчета о проводимой департизации.

– И вы считаете это нормальным? – мрачно спросил Крючков.

– Нет. Мы предложили Купцову встретиться с Борисом Николаевичем и объяснить ему ситуацию. Нельзя превращать Россию в арену противостояния. – Купцов стал первым секретарем ЦК Компартии России вместо ушедшего в отставку Полозкова. Это был спокойный, порядочный, немного флегматичный человек, хороший аппаратчик, но совсем не годившийся на роль лидера Коммунистической партии в такое сложное время.

– Он его не послушает, – убежденно произнес Крючков.

– Мы должны попытаться найти общий язык, – сказал Шенин, – но в любом случае мы собираемся провести заседание секретариата ЦК КПСС по этому вопросу.

– Когда? – Крючков удивился, что не имеет об этом никакой информации.

– Четырнадцатого или пятнадцатого августа, – сообщил Шенин, – мы только сегодня приняли такое решение.

Крючков понял, почему он не знает об этом. Но его поразило другое. Шенин сказал о заседании и его дате как о нормальном факте. Четырнадцатого или пятнадцатого августа. Но в газетах было официальное сообщение о том, что президент Советского Союза улетел в отпуск и вернется только к двадцатому августа. Об этом Крючкову говорил и сам Михаил Сергеевич.

– Я не понял, – несколько удивленно переспросил Крючков, – вы собираетесь проводить секретариат по такому важному вопросу без Генерального секретаря?

Шенин замешкался. Всего на несколько мгновений. Но почти сразу ответил:

– Наши позиции согласованы. Михаил Сергеевич не возражает против проведения секретариата с подобной повесткой дня.

– Кто будет проводить секретариат?

– Я, – ответил Шенин, – мне поручено проведение.

Этот ответ Крючкову понравился. Шенин был человеком, который мог взять ответственность на себя. Он попрощался и положил трубку. Затем приказал дежурному офицеру найти Пуго и соединить его с ним. Ему было известно, что министр внутренних дел находится на отдыхе в Крыму. Его соединили через несколько минут. В огромной стране распоряжения председателя КГБ немедленно исполнялись. Или пока еще исполнялись. Крючков услышал знакомый голос и, поздоровавшись, сразу спросил:

– Борис Карлович, вы в курсе того, чем занимаются в российском МВД? Они звонят в республики и области, требуя проведения департизации.

– Мы тоже рассылаем свои циркуляры, – ответил Пуго. – Пока нас слушают, но я не знаю, что будет, когда Михаил Сергеевич подпишет Союзный договор. Тогда мы потеряем всякую возможность вмешиваться в работу российского МВД. Я вообще не понимаю, чем тогда мы будем заниматься, если все республики станут суверенными государствами и их республиканские МВД не будут нам подчиняться.

– Я тоже не понимаю, – согласился Крючков. На этом их разговор закончился.

Он еще не знал, что премьер-министр советского правительства Валентин Сергеевич Павлов как раз в это время сидел у Бакланова, возмущенно рассказывая о бюджетных нарушениях почти всеми союзными республиками.

– Мы наметили десятидневный срок для исправления ситуации, – напоминал Павлов, – и все республики с нами согласились. Иначе мы просто получим невероятный бюджетный дефицит и должны будем объявить дефолт по нашим долговым обязательствам, признать наше государство банкротом. Сейчас мы начали комплекс мер по стопроцентному перечислению в государственный бюджет всех получаемых денег в нашем топливно-энергетическом комплексе. Но у нас резко упала добыча нефти и газа. Упала до такой степени, что скоро мы не сможем даже обеспечивать собственное народное хозяйство. А ведь мы должны продавать за рубеж нефть и газ в не меньших объемах, чтобы получать валюту и платить по нашим долгам.

Бакланов все это знал. Раньше он был секретарем ЦК по военно-промышленному комплексу и был осведомлен о резком падении производства в стране и о других экономических проблемах. Он мрачно слушал Павлова, понимая пафос его выступления.

– И теперь мне поручили отчитываться на заседании Совета Федерации, – бушевал Павлов. – Вместо конкретной работы я должен потратить один или два дня на пустую болтовню. А Михаил Сергеевич улетел в Форос.

– Мы об этом уже говорили, – напомнил Бакланов, – он готовится к подписанию Союзного договора.

– Никому не нужен этот договор, если в стране рухнет экономика, – начал багроветь Павлов. – Неужели непонятно, что мы должны просто спасать государство, а не решать, какие права еще нужно давать нашим республикам? Особенно Ельцину, чтобы он окончательно разрушил наше союзное государство.

– Что вы предлагаете? – прямо спросил Бакланов, услышав фамилию российского президента.

– Немедленное введение чрезвычайного экономического положения в стране, – предложил Павлов, – другого выхода у нас нет.

– Михаил Сергеевич не пойдет на такой шаг, – вздохнул Бакланов.

– Нужно с ним еще раз переговорить, и как можно быстрее, иначе все может рухнуть. Я срочно собираю заседание Кабинета министров СССР по обсуждению Союзного договора, который просто разрушит нашу страну.

Бакланов молчал. Он обдумывал, кому и как следует сказать об этом Горбачеву, понимая, что в ответ можно получить крайне негативную реакцию. Но все-таки решился позвонить президенту и сообщил ему об оценке проекта Союзного договора Кабинетом министров. Горбачев долго молчал. Затем, словно раздумывая, спросил:

– Что они предлагают?

– Отложить подписание, намеченное на двадцатое августа, – сказал Бакланов, – ввести чрезвычайное экономическое положение и хотя бы попытаться выправить ситуацию.

Горбачев снова замолчал. Бакланов терпеливо ждал.

– Подписание договора будет означать исчезновение нашей страны как геополитической реальности и образование размытой структуры, которую предлагают назвать Союз Суверенных Государств, – напомнил Бакланов. – Вам нельзя подписывать такой договор.

– Пусть вносят свои предложения, – наконец произнес Михаил Сергеевич, – будем думать, что нам делать.

– Я пришлю вам нашу справку, – заверил его Бакланов. – Мы продумаем, как это лучше сделать, и подготовим все документы для вас.

Через несколько дней Ельцин встретился с руководителем российской Коммунистической партии. Борис Николаевич был любезен и приветлив. Он разговаривал с Купцовым с позиции силы. Он был реальным и всенародно избранным президентом, который говорил с лидером партии, так и не сумевшим определиться с тем, как ему следует себя вести. Купцов пытался высказать свое мнение, пытался его даже отстоять, но под напором аргументов своего собеседника смешался, начал что-то бормотать и не смог внятно и четко высказать свою позицию. Под конец беседы он все-таки обратил внимание Ельцина на недопустимость преследования коммунистов за неисполнение указа российского президента. И здесь, к его изумлению, Ельцин с ним согласился.