Чингиз Абдуллаев - Разорванный август

Во многих местах, в том числе и в самой администрации президента, начали снимать портреты Горбачева. Это было неприятно и страшно. Становилось понятно, что президент СССР может никогда не вернуться к исполнению своих обязанностей, так и оставшись «недееспособным» лицом.

Утром Ельцин решил позвонить Крючкову и набрал номер председателя КГБ. Тот почти сразу ответил – он находился в своем кабинете.

– Почему снова пошли танки? – грозно спросил Ельцин. – Когда все это закончится?

– Танки введены по решению Государственного комитета, – пояснил Крючков, – и не нужно так нервничать. Все происходит в рамках законов. Армия выполняет решения ГКЧП.

– Это незаконные решения и незаконный Комитет, – убежденно произнес Ельцин. – Вы это хотя бы понимаете? Ваши танки служат источником нестабильности и могут спровоцировать различные столкновения.

– У меня другая информация, – ответил Крючков. – Это российское руководство провоцирует напряженность и пытается спровоцировать различные столкновения.

Ельцин бросил трубку и повернулся к стоявшим рядом сторонникам:

– Он говорит, что мы провоцируем напряженность.

– Значит, сегодня пойдут на штурм, – предположил Руцкой.

– У них просто не осталось другого выхода, – добавил Бурбулис.

Коржакову приказали проверить бункер под Белым домом, чтобы ночью можно было туда спуститься. Он сообщил, что на крышах соседних домов появились снайперы и генерал Кобец тоже считает, что скоро начнется штурм здания.

– Завтра должна состояться сессия Верховного Совета РСФСР, – напомнил Хасбулатов. – Они не разрешат нам проводить эту сессию, иначе мы объявим на весь мир об их нелегитимности.

Ельцин мрачно слушал эти предположения. Он понимал, что сегодня может решиться не только его личная судьба. Примерно через два часа приехал офицер от Грачева. Тот просил передать, что дивизия Дзержинского не примет участия в штурме Белого дома. Вспоминая про этот день, генерал Лебедь напишет, что группа «Альфа» отказалась брать штурмом Белый дом. На самом деле это было неправдой. Группа «Альфа» не могла отказываться хотя бы потому, что в ней были собраны лучшие профессионалы, подготовленные офицеры, которые прекрасно понимали, что такое долг и присяга. Если бы им отдали такой приказ, они захватили бы Белый дом так же быстро, как сделали это в девяносто третьем. Но приказа не последовало.

Янаев был ни физически, ни морально не способен отдавать такие приказы. После первого дня Бакланов принял решение не вмешиваться. Павлов лежал с гипертоническим кризом. Конечно, он был самым сильным и волевым среди всех членов ГКЧП. Но переутомление, напряжение последних дней, накопившаяся усталость сказались на его самочувствии. Тизяков и Стародубцев не располагали реальной властью. Язов был подавлен и не годился на роль диктатора. Приехавший из отпуска Пуго действовал добросовестно. Милиция получила конкретные указания, все службы и управления работали достаточно четко. Но при этом Пуго не разрешил ни подразделениям внутренних войск, ни омоновцам появляться рядом с Белым домом, чтобы не провоцировать столкновения. После происшедшей трагедии в Медининкае он понимал, как важно не допустить столкновений сторонников и противников ГКЧП. Оставался Крючков, который мог лично решить судьбу ГКЧП и российского руководства. Но человек, который всю жизнь работает при сильном лидере, рано или поздно теряет лидерские качества. Почти всю свою жизнь Крючков работал под руководством Андропова. Он привык к подобному покровительству, к своему подчиненному положению при лидере. Он слишком долго был вторым и в решающий момент не сумел стать по-настоящему первым.

Крючков сомневался, колебался, не мог решиться. Даже приказ об аресте семидесяти лиц, указанных в его списке, так и не был подтвержден. Он видел, как часто подставлялись его сотрудники, партийные руководители, военнослужащие за последние годы. Почти всегда выяснялось, что Горбачев не знал о том, что происходит в Тбилиси, Цхинвале, Баку, Фергане, Вильнюсе, Риге. Президент всегда был немного не в курсе, а конкретных виновных быстро находили и наказывали. Крючков не хотел играть роль козла отпущения. Он понимал, что будет удобной фигурой, на которую всегда можно свалить все неудачи ГКЧП и все человеческие жертвы. Поэтому и не спешил отдавать приказы об арестах или штурме Белого дома. В решающий момент в ГКЧП просто не оказалось человека, способного на поступок, на инициативу, на лидерство. Сказалась система отбора, которая оставалась неизменной в течение последних лет, когда наверх попадали в результате плавного восхождения по служебной лестнице.

При подлинно демократическом выборе во главе государства или штата, компании или республики вполне может оказаться человек, далекий от идеалов нравственности или благопристойности. Но это будет безусловный лидер, который умеет заражать людей своей энергетикой, убеждая их в своей исключительной миссии. Таким был и Борис Ельцин, который в девяносто третьем году окажется способным на решительный поступок, пусть даже неправедный и антиконституционный. Он расстреляет собственный парламент из танков, доказав, что может переломить самую сложную ситуацию в свою пользу. А западные страны поддержат его, в очередной раз доказав, что в этом мире нет ничего постоянного, даже права человека или права парламента, кроме реальных геополитических интересов. В столкновениях союзной и российской властей нужно было поддерживать последних, чтобы разрушить Союз. В столкновениях Ельцина с парламентом нужно было в угоду своим интересам обречь парламент на заклание, что и было сделано.

Подобная ситуация сложилась и в партии, когда во главе многомиллионной армии коммунистов оказались лидеры, неспособные на руководство подобной армией. Они отказались от всякой борьбы, спокойно наблюдая, как разрушают и очерняют все, к чему они имели отношение. За исключением Шенина и еще нескольких человек, все остальные партийные руководители занимали выжидательно-нейтральную позицию. Партийные секретари превратились в обычных чиновников. Кто-то ушел в бизнес, кто-то остался в политике, третьи пытались создать новую партию. Но ни один секретарь парткома или райкома, горкома или обкома не поднял своих коммунистов на «последний и решительный бой». И это стало окончательным крахом самой партии и крушением той модели цивилизации, которую создал в двадцатом веке Советский Союз. События августовских дней, так или иначе, повлияли на все мировое левое движение, превращая коммунистические партии многих стран в маргинальные группировки. Была не просто дискредитирована коммунистическая идея, она была отброшена и предана анафеме почти во всех странах Европы и Африки.