Игорь Быховский - За строками протоколов

— Только ушел Косолапов, — заканчивал он свой рассказ, — вдруг появляется Таранин. Я его хорошо знаю. Говорю: «Василий, что же вы наделали?» Молчит, по голове только себе стучит. Я опять: «Кто же его зарезал? Ты знаешь?» А он опять по голове стучит да приговаривает еще: «Что я наделал! Что я наделал!» Очень расстроен был.

— Что же это он по голове стучал?

— Да у него привычка такая, — ответил Смирнов. — Помню, встретил я его как-то сильно навеселе, он тоже так стучал по голове и бормотал: «Что я наделал! Что я наделал!» Ранен он был в голову и контужен. Оттого наверное.

«Странная привычка, — подумал Борисов. — Надо будет получше заняться Тараниным».

Выяснить, кто работал с Тараниным на рынке, не представляло труда.

— Поговорите с Журавлевой, — посоветовал начальник милиции. — Лет пять с ним вместе работает.

— ...Мария Гавриловна, вы знаете Таранина? — спросил следователь Журавлеву.

— Уж сколько лет вместе работаем, — ответила она. — Нервный он очень, товарищ следователь. Как что не по нему, сразу кричать начинает. Драться, правда, не любит, да и крови не выносит...

— Как это не выносит, — улыбнулся Борисов, — он же мясо рубит?

— А вот так и не выносит. Мясо-то он рубит, а поросенка резать — человека нанимает. Да чего там поросенка, курицу и ту зарезать не может. Такой уж характер.

— Характер, значит?.. А вы слышали об убийстве Накатова?

— Как же, слыхала, весь город говорит. Только это не Василий Иванович. Не такой он человек. Нервный он, это правда, а так и муху не обидит.

— А ножа вам у него не случалось видеть? — продолжал Борисов.

— Видела, да не один, а целых три.

— Большие?

— Большие, которыми мясо разделывают.

— Не помните ли вы случая, чтобы Таранин во время работы порезался?

— Нет, не помню. Он ведь опытный, двадцать лет на этом деле.

— Что ж, — сказал Борисов, — давайте запишем ваши показания.

Прощаясь со следователем, Журавлева вдруг спохватилась:

— Знаете что, ножом-то Таранин не резался, а вот костью незадолго до ареста руку поцарапал. Подходит ко мне и говорит: «Перевяжи, Маша, руку, кость острая попалась». Ну я тряпочкой обмотала царапину, а перевязать, и нечем. Взяла тогда шерстяную нитку и обвязала сверху. Помню еще сказала: «Надо, начальник, аптечку на рынке завести, а то и бинта у нас нету».

Как только Журавлева вышла, Борисов немедленно вызвал Таранина.

— Вам не случалось поцарапать руку о кость при разделке туши? — спросил он его.

Таранин некоторое время молчал, словно вспоминал что-то:

— Кажется... был такой случай... Ну, конечно, был. Поцарапал я руку о кость, острая попалась... Постойте... Помню, я еще пошел к Журавлевой, она мне тряпочкой руку перевязала.

— Тряпочкой и всё?

— И ниткой сверху обмотала.

— Какой ниткой? — насторожился Борисов.

— От вязанья от своего.

— А ничего она при этом не говорила? — быстра спросил Борисов.

— Говорила, про аптечку говорила, чтобы завести аптечку на рынке. Извините, что раньше об этом не сказал, память у меня после контузии слабая.

Итак, незыблемость материалов дела, их безупречность потерпела урон. «Никто мне не верит!» — звучало у Борисова в ушах. А если попробовать поверить? Тогда надо немедленно допросить Аню Иванову, этого «главного свидетеля обвинения».

Борисов знал много случаев, когда серьезные преступления раскрывались благодаря показаниям таких вот свидетелей с бантиками или косичками, с задорными глазенками. Но он знал также, что к их показаниям надо относиться с большой осторожностью. Не всегда истина глаголет устами младенца! Часто дети под влиянием разговоров взрослых, под впечатлением прочитанных книг способны без злого умысла прихвастнуть, присочинить что-нибудь, на их взгляд украшающее обыкновенное, неинтересное событие.

«Главный свидетель обвинения» осторожно открыла дверь, просунула белокурую головку и спросила:

— Можно войти?

— Заходи, заходи, Аня, садись вот сюда. Ишь ты большая какая. А я думал совсем крошка. Ты в какой же класс ходишь?

— В четвертый перешла.

— А учишься хорошо?

— Всего две тройки.

— И читаешь много?

— Много... А вы меня опять про дядю Лешу будете спрашивать?

— Догадливая ты. О нем. Расскажи, пожалуйста. Только правду говори.

Чуть склонив набок голову, девочка начала рассказ. Борисов выслушал ее. «Хорошая память, — отметил он. — Только о ноже забыла».

— Ну, а теперь скажи, какой ты нож видела у дяди Васи?

Девочка опустила голову и тихо сказала:

— А ножа я никакого не видела.

— Но ты же раньше говорила про нож?

— Говорила. Меня все спрашивали, спрашивали про ножи, я и сказала, что видела. Ведь он же зарезал его, значит, был ножик...

— Ну, а в замочную скважину мама смотрела? Это ты не придумала?

— Смотрела.

Борисов проводил Аню и решил допросить мать.

— Что вы, ни в какую скважину я не смотрела. Слушайте вы ее больше, — сказала Анастасия Павловна Иванова.

Кто же прав — мать или дочь? Можно ли верить показаниям Ани?

Иванова поняла раздумье следователя по-своему и сказала:

— Я вижу, вы не верите мне. Пойдемте тогда к нам домой, сами поймете, что и увидеть через эту скважину ничего нельзя.

На месте Борисов убедился, что мать Ани была права. Показаниям «главного свидетеля обвинения» верить было нельзя.

Поздно вечером дом приезжих погрузился в темноту. Только в одном окне горел свет. Борисов снова пересматривал всё дело. Итак, следы крови на одежде — отпадают. Показаниям Анечки Ивановой верить нельзя. Ссора между Тараниным и Накатовым — чепуха. Какие есть еще доказательства обвинения? Никаких. Значит, Таранина держать под стражей оснований нет.

До трех часов ночи Борисов готовился к новому допросу, а утром, наскоро позавтракав, отправился в милицию.

При расследовании почти каждого дела бывают такие моменты, когда нужно быть готовым к любой неожиданности. Борисов представлял себе, какие вопросы необходимо задать, но вот какие ответы он получит на них?

В милиции Борисов попросил начальника дать указание о вызове Молчанова и отправился в отведенный ему кабинет.

Ждать пришлось недолго. В дверь тихонько постучали.

— Войдите.

— Меня тут вызывали по повестке. Молчанов моя фамилия.

— Да, это я вас вызывал. Садитесь, пожалуйста.

Борисов незаметно оглядел вошедшего. Ничего особенного. Русые волосы небрежно зачесаны назад. Худощавое лицо. Спокойный взгляд. Комбинезон местами запачкан краской. Мнет в руках темный берет. Но вот замечает взгляд следователя, и руки успокаиваются.

— А вы мне повестку дадите о том, что вызывали, а то, знаете, на заводе прогул запишут?

— Конечно, дам, — улыбнулся Борисов, — у нас такой порядок.