Алекс Ровира - Последний ответ

Единственное разумное объяснение, пришедшее мне в голову, было таково: у Принстонского квантового института имелось доверенное лицо в Барселоне. После телефонного звонка этот человек и произвел все необходимые операции. Скорость трансакции напомнила мне о письме, доставленном на радиостудию всего через пятнадцать минут после начала моего выступления. Может быть, действовала одна и та же персона?

Я задавался и другим вопросом. Не звонили ли мне домой в полвосьмого утра именно из PQI? Я чувствовал, что нахожусь под наблюдением, а контракт обязывал меня немедля взяться за исследование, которое могло завести куда как далеко. Учитывая трагический конец профессора Йосимуры, я понимал, что любая предосторожность не будет напрасной.

Факты таковы: я подписал контракт и деньги уже лежали на моем счете. Теперь мне оставалось только выполнить обещание и приступить к работе.

В мою пользу играло то обстоятельство, что я все еще оставался свободным от подозрений в убийстве. Как гласит каталонская пословица: «Иной день целый год бережет». Я был уверен в том, что рано или поздно полиция на меня выйдет. Но если я оставлю свой мобильник в Барселоне, а сам отправлюсь в путь по следам Эйнштейна, то объяснений по делу в Кадакесе от меня потребуют не так уж скоро. Быть может, к тому времени полицейским удастся отыскать настоящего убийцу.

Правда, оставалась и другая возможность: убийца найдет меня.

Вместо того чтобы разыскивать в Сети следы гостей Йосимуры, я потратил остаток понедельника на административные хлопоты. Мне хотелось привести в порядок все свои дела перед путешествием, которое я намеревался предпринять уже завтра утром.

Просмотрев по диагонали рукопись Йосимуры, я обнаружил немало пробелов в том, что касалось деятельности Эйнштейна в Цюрихском политехническом институте. Я предположил, что японец надеялся раздобыть какие-то новые данные. Прямой поезд из Барселоны отправлялся по вторникам в девятнадцать тридцать восемь и прибывал в Цюрих в среду утром, в десять ноль семь.

Несмотря на весь комфорт поездов компании «Талго», дорога все-таки занимала много времени. К тому же из Барселоны в Швейцарию были дешевые авиарейсы. Однако интуиция подсказывала, что для меня лучше подойдет поезд. С одной стороны, я по собственному опыту знал, что паспортный контроль там будет упрощенный вплоть до самой швейцарской границы, где меня вряд ли станут искать. С другой стороны, мне хотелось помедленнее въехать в новую фазу моей жизни — активную журналистику. Ведь я много лет просидел на месте, марая бумагу ради просвещения моих сограждан.

У меня имелось достаточно денег на несколько месяцев вперед и захватывающая тема для журналистского расследования. По мере написания текста я мог колесить по свету куда захочу. Мой английский был далек от совершенства, но я ведь мог нанять редактора-англичанина перед предоставлением текста в издательство, что, согласно контракту, должно было произойти двадцать восьмого августа.

Я сверился с календарем. Сегодня двадцать третье мая. Трех месяцев хватит, чтобы завершить работу. Если все это не розыгрыш и я еще дважды получу двадцать пять тысяч долларов, указанные в контракте, то смогу взять отпуск годика на полтора.

Инстинкт самосохранения заставил меня, не теряя времени, составить письмо для Иветты, в котором я сообщал, что отказываюсь от должности сценариста при компании «Сеть». Я дважды перечитал этот текст и только потом отослал его.

Мне бы не хотелось, чтобы ты восприняла мой уход как пакостную выходку в ответ на потерю половины заработка, хотя теперь мне, грубо говоря, приходится бороться за свой кусок хлеба.

Я собирался сотрудничать с вашей программой до конца сезона, однако неожиданное предложение поработать за рубежом заставляет меня принять решение незамедлительно. Завтра я уезжаю. Уверен, что ваш штатный сценарист и другие сотрудники как нельзя лучше сумеют меня заменить.

Крепко обнимаю, Эрнана тоже. Спасибо за все,

Хавьер.

До вечера никто мне так и не позвонил, ответное письмо тоже не пришло, хотя я был уверен, что мое послание не осталось непрочитанным. Так даже и лучше. Я все равно ничего не смог бы объяснить, однако все же опечалился оттого, что мою отставку приняли с безразличным молчанием.

Я собирался посвятить большую часть дороги чтению рукописи Йосимуры, поэтому решил лечь спать с биографией Исааксона, продолжил изучать ее с того места, где остановился утром. Речь шла о вхождении маленького Эйнштейна в мир науки.

Компас, подарок отца, приводил Альберта в восторг. Магнетизм представлялся ему таинственной магией природы, загадкой, которую следовало разрешить. Уже в двенадцать лет юный гений увлекался математическими проблемами, которые далеко опережали уровень школьной программы. Дядя Альберта, компаньон отца, рассказывал ему об уравнениях так: «Алгебра — это увлекательная наука. Когда нам не удается изловить зверя, на которого охотимся, мы временно обзываем его иксом и продолжаем охоту, пока не упрячем добычу в мешок».

Альберт продолжал заниматься самообразованием с помощью студента-медика, которого семейство Эйнштейн приглашало к ужину раз в неделю. Этот парень приносил Альберту научно-популярные книжки. Юный ученый поглощал их с жадностью. В шестнадцать лет он создал свое первое сочинение по физике под названием «К исследованию состояния эфира в магнитном поле». В те времена полагали, что во Вселенной содержится невидимая и вездесущая субстанция — эфир, посредством которого переносится свет и магнетизм.

Эйнштейн послал статью своему богатому дядюшке, жившему в Брюсселе, чтобы тот замолвил за него словечко и пристроил в Цюрихский политехнический институт, хотя минимальный возраст для поступления равнялся восемнадцати годам. В конце концов другому родственнику удалось уговорить директора института пригласить гениального ребенка на вступительный экзамен.

В октябре 1895 года Эйнштейн сел в цюрихский поезд, даже не подозревая, что этому путешествию суждено переменить ход современной науки.

Пронзительный звонок телефона заставил меня оторваться от книги. Я потянулся к аппарату. Номер абонента не высветился, как и при утреннем звонке.

Ко мне вернулись все мои страхи, но в трубке прозвучал женский голос, мягкий и нежный:

— Кабаре «Вольтер».

— Что-что?

Раздались гудки.

Мне всегда думалось, что поезда навевают меланхолию. Так сложилось не только из-за того, что я познакомился с Дианой, которая на два года стала моей женой, именно в поезде. Невыразимая печаль железнодорожных путешествий охватывает меня еще до их начала.