Алина Егорова - Белые ночи, черная месть

- Если в настоящем никаких следов, тогда, может быть, они отыщутся в прошлом, - задумчиво произнес Толя Шубин.

- Да какое там прошлое. Девчонке всего двадцать лет было, - возразил Юрасов.

- Двадцать четыре, - поправил капитана Костров, которому в силу собственной молодости четыре года казались большим сроком.

- Без разницы, - махнул рукой Антон. Он давно перешагнул тридцатилетний рубеж, и поэтому двадцать четыре и двадцать лет для него находились в одном жизненном периоде.

- Анатолий прав, - поддержал идею Шубина Андрей. - Нужно копаться в прошлом. Ох, и не люблю я это дело! Обязательно какой-нибудь глухарь прицепится. Своих девать некуда. Но на сегодняшний день других предложений относительно дела Вишневой я не вижу.

- Нельзя будить спящую собаку, Денисыч. Помяни мое слово. Как пить дать, нарвемся на скелет в шкафу. И что тогда? Ладно, если из этого толк выйдет, а то, как всегда. Запутаемся в чьих-нибудь интрижках и в тупик упремся.

- Ты, Антон не каркай. Думаешь, я не понимаю, какое это неблагодарное занятие, искать то, не зная что, тем более в прошлом? – в обычно спокойных глазах Атаманова блеснули искорки гнева. Юрасов все-таки вывел его из равновесия. – Если у тебя есть идеи лучше, выкладывай. А нет, тогда нечего пророчить. Пророк выискался. Идите работать лучше.

На этой ворчливой ноте совещание подошло к концу. Шубин с Костровым решили съездить на квартиру, где жили родители Вишневой, Антону достались институтские знакомые Инны.

Пока Анатолий разговаривал на кухне с матерью Инны, Костров в комнате просматривал семейные реликвии – коробку с рисунками, тетрадями и дневниками, собранными за разные школьные годы. Теперь, после гибели единственной дочери, для Вишневых эта стопочка стала еще дороже.

- Инночка доброй девочкой была, - рассказывала Антонина Витальевна, тяжело вздыхая, - не могу себе представить, что кто-то мог пожелать ей зла. Животных очень любила. В детстве бездомных кошек подбирала, кормила. Птенца не окрепшего или птицу раненную в дом несла, выхаживала.

Женщина продолжала говорить, и ей казалось, что ее дочь вовсе не умирала, а по-прежнему живет, только занята очень и поэтому не навещает своих родителей. Анатолий это понимал. Он ничего не говорил. Молча слушал, иногда кивая и поддакивая.

Миша перелистывал тетрадки за первый, третий, пятый, десятые классы. Смешные каракули и «вороньи гнезда» - слишком небрежные исправления и зачеркивания – пятерки, тройки, двойки. Инна математикой занималось охотнее, чем русским или литературой. Открыточки с котятами и белочками. А эта «С днем рождения» от подруг Оли и Кати:

Котик лапку обмакнул в синие чернила,

И красиво написал:

Инна, будь счастлива!

Второй класс. Трогательно, - Миша положил открытку на место. Это занятие ему наскучило, но Шубин продолжал беседовать с Антониной Витальевной, и, судя по всему, уходить не торопился. Костров обреченно вздохнул и потянул руку к очередной тетрадке. «Геометрия. 8 «В» класс» - было выведено на обложке. Задачки с какими-то кривобокими фигурами, начерченными карандашом. В свое время Миша геометрию терпеть не мог. Где-то в середине был вложен, криво оторванный лист. На нем рисунок: две фигурки – девичья и мальчишеская. Ниже подписи: Макс, Инна. Парочку окружали сердечки различной величины.

Инна сидела в своей комнате за письменным столом. Письменным он считался только потому, что за ним девочка готовила уроки. Когда-то стол был частью спального гарнитура, имел вставное зеркало и два выдвижных ящика, очевидно, для косметики. С тех пор, как стол перекочевал в детскую, зеркало стало служить подставкой для книг, а в ящиках поселились тетрадки, линейки, и прочие школьные принадлежности.

Со страницы учебника геометрии смотрел усеченный конус с вписанной в него окружностью, еще были какие-то формулы, буквы и цифры. Строчки прыгали, расплывались, и никак не хотели поддаваться чтению. Вот уже сорок минут, как Инна пыталась начать решать задачу. «Двадцать четыре, ноль четыре, - вывела узкая рука крупным твердым почерком дату. – Домашняя работа. Дано». Затем Инна вырвала лист из блокнота для черновика. Через пять минут на нем появились стрелки упрямых бровей над круглыми глазами. Глаза получились разными – один больше другого. Инна старательно вывела тонкие губы, затем овал лица. Полюбовалась портретом и добавила сердечко, потом еще одно и еще…

Учебник был отодвинут в сторону за ненадобностью. Инна внимательно посмотрела на свое отражение: уже не детское, но еще не взрослое скуластое лицо с большими глазами травянистого цвета и приоткрытым ртом, который выдавал щербинку между зубов, волосы до плеч со следами неудачного мелирования. Вскоре на листке было уже два портрета. Инне показалось, что вышло не очень похоже, и она решила добавить имена: «Инна» и «Макс». Мужское имя девочка писала не торопясь, мечтая о чем-то тайном с чуть заметной улыбкой в уголках губ.

Инна увидела себя на школьной дискотеке. Только она вошла в зал, как кто-то взял ее за руку и увлек за собой. Среди мерцающих огней было трудно разглядеть, кто это, но Инна знала – это он, ее любимый Максим. Потом зазвучала медленная музыка, и они оказались совсем близко. Максим смотрел на нее долгим взглядом и говорил самые нежные слова, от которых у Инны замерло сердце, и по телу побежала теплая волна. Это был ее сон, еще не сбывшийся, который приснился однажды. Инна тогда проснулась счастливая, и весь день пребывала в радостном настроении. Свой сон девочка с удовольствием вспоминала, придумывая ему продолжения.

К Инниному великому сожалению, ее возлюбленный не ходил на дискотеки, и вообще, на девочек внимания не обращал, всегда пропадал на своих тренировках. По наблюдению Инны, Максим больше не интересовался ничем. Инна пыталась записаться в его секцию кун-фу, но ничего не вышло – Максим занимался в старшей группе, чтобы попасть, в которую, нужно было обладать соответствующими навыками.

- Инуля! – раздался мамин голос. В дверном проеме появилась одетая в домашнее платье невысокая женщина. Инна быстро спрятала свое художество и склонилась над тетрадью. – Инуля, отвлекись, пожалуйста. Тебя к телефону.

- Инка, привет! Это Макс Колесников. Вы четыреста пятьдесят седьмой по геометрии решали?

Инна от неожиданности чуть не нажала на сброс.

- Да, наверное, решали, - дрогнувшим от волнения голосом, произнесла она. – Сейчас посмотрю.

Четыреста пятьдесят седьмая задача относилась к новой теме, до которой Иннин класс еще не дошел. Девочка об этом знала, но на всякий случай решила проверить. Так и есть – они остановились на четыреста сороковых номерах.

- Решали, - соврала Инна.