Василий Казаринов - Ритуальные услуги

— Странное какое-то имя, — недоверчиво протянула она.

— Нормальное. Оно связано с моей работой.

— С работой? — искренне изумилась она, искоса зыркнув на меня, воздушным плевком оттолкнула косичку, спадавшую на лицо, и, задумчиво приоткрыв рот, окатила меня подозрительным взглядом, словно не веря в то, что человек с моей наружностью может где-то кем-то трудиться. — А что за работа?

— Я лодочник.

— Что-что?

— Ну, гребу в лодке.

— Катаешь людей?

— Что-то вроде этого.

— И много зарабатываешь?

— Когда как. Ставка у меня фиксированная — один обол.

Некоторое время мелко моргая, она ощупывала уголки рта, как видно тасовала в памяти известные ей названия валют, но обола в этом перечне, скорее всего, не обнаружила.

— Медный обол кладут усопшему под язык. — Я опять ласково потрепал ее, на этот раз по коленке. — Я ведь мертвых вожу. Сопровождаю их в царство теней.

— Что-что? — вздрогнула она и с опаской уставилась на мою руку, все еще отдыхающую на ее коленке.

— Ну, проще говоря, провожаю усопших в последний путь.

Мой ответ ее озадачил. Она дернула плечиком и нахмурилась.

— Не сильно ты что-то похож на попа.

Я искренне расхохотался: ах, милое дитя, оно не ведало, что помимо батюшек покойника этим скорбным путем нежно ведут под локоток еще множество прочих людей — менеджеры ритуальных контор и их бухгалтеры, проектировщики и изготовители гробов, землекопы и администраторы кладбищ, стилисты, вроде Вадима, и некрохирурги, бальзамировщики, машинисты кремационных печей и дробительницы праха, изготовители посмертных масок и водители похоронных автобусов, организаторы поминальных застолий и работницы ритуальных залов — в этом обширном и процветающем бизнесе заняты тысячи людей.

— Не скучно быть лодочником? — спросила она.

— Да что ты! — возразил я. — В нашем деле не заскучаешь. Ну, пока, мне пора в лодку — пришло время грести.

— А где стоит твоя лодка?

— Не так уж и далеко. Несколько остановок на метро по кольцевой. Там в одном из дворов рядом с Садовым есть тихая уютная заводь, где мой челн никто не тронет. Вот только с веслом проблемы. Его вечно крадут.

Я спрыгнул а парапета, пристроился к кружку сокеров и, отдав пару вполне приличных пасов, двинулся в темную дыру подземного перехода, но меня догнал ее звонкий голосок.

— Эй! Врешь ты все!

Я обернулся. Девочка сидела в прежней позе на прежнем месте и запивала свою реплику пивом.

— С чего ты взяла, что я вру?

— У тебя на руках нет мозолей.

Я глянул на свои ладони: черт возьми, она права.

На пути к тихой заводи, где пришвартован катафальный «кадиллак», никак не миновать островка раскаленного асфальта при выходе из станции метро, справа от которой высится огромный зеленый шатер, украшенный логотипом известного сорта пива. Помнишь, под сенью его ты исполнял когда-то обязанности полового, разносил пиво клиентам, но главным образом убирался, очищал столы от подернутых матовой пенной пленкой стаканов, картонных тарелочек из-под картошки фри, окровавленных кетчупом, и прочего мусора, а эти обязанности ты успешно совмещал с заботами вышибалы, усмиряя внезапно вспыхивающие между любителями пива конфликты. Помнишь, один из таких конфликтов, возникший на, ровном месте, — трое молодых людей, изрядно набравшись, развлекались стрельбой из шампанских бутылок по мирным посетителям заведения — вылился в живописную драку с участием доброй половины публики: ты сделал им замечание, ребята полезли на рожон, возникла куча-мала, и в результате побоища была переломана мебель, разбита буфетная стойка и едва не обрушен полог тента. Когда шум битвы стих и была произведена калькуляция убытков, Малек выставил тебя вон, наказав не приближаться впредь к заведению ближе, чем на пушечный выстрел, — что ж, он имел на это право, поскольку командовал делами в этом и еще паре расположенных поблизости пивных шатров. Кличку этому менеджеру прилепили вы. с Таней, вылепив ее из фамилии — Мальков, — и он вполне отвечал прозвищу: поразительно юркий, подвижный, он внезапно возникал на точке в дорогом, стального оттенка костюме и регулярно устраивал разнос: тебе и буфетчице Тане, с которой у тебя быстро наладились приятельские отношения, точнее, братско-сестринские: в прошлой, несбыточной жизни Таня преподавала в средней школе биологию, у нее маленькая дочка, прокормиться на учительскую зарплату они не могли, и вот Таня пристроилась на разливе пива по тридцать рублей за пол-литра. А у тебя была похожая ситуация: вернувшись из госпиталя, ты — помнишь? — долго перебивался случайными заработками, время от времени безуспешно обивая пороги всевозможных контор в поисках относительно приличной работы, потом махнул на это безнадежное занятие рукой и надолго осел под сенью пивного шатра — потому, наверное, что в этом уличном заведении не было порога.

Поселившись у реки в должности Харона, я, несмотря на статус персоны нон-грата, изредка забегаю сюда выпить баночку колы. Малек, если он оказывается на месте, немедленно хватается за мобильник и вызывает охрану. Но к тому моменту, когда крепкие ребята, экипированные в черную форму с белой нашивкой на рукавах, изображающей разевающего пасть аллигатора, подъезжают, я успеваю утолить жажду и мирно, не вступая в пререкания, удаляюсь.

Асфальт уже начинал плавиться под ногами праздношатающейся публики, клиентов под шатром было полно. Я закурил и окинул взглядом обширный пятачок перед станцией метро, на котором провел два месяца, работая в должности уборщика. Здесь ничего не изменилось. Слева на своем привычном месте огнедышащий вагончик с вывеской «Шаурма». Рядом с ним овощной лоток, где на аккуратных ячейках выложены отборные помидоры из Турции, яблоки из Испании, киви из Новой Зеландии, апельсины из Марокко, бананы из Эквадора, клубника из Голландии, сладкие перцы из Румынии и прочие фантастически красивые овощи-фрукты. Продавщица Зина, крашеная шатенка с формами рубенсовской женщины, тебя не любила — помнишь? — ты каждый день подходил к ней с вопросом, нет ли в продаже чего-нибудь нашего, сермяжного, предположим, простой российской репы, и Зина шикала на тебя и предлагала убираться, поскольку ты, как ей казалось, отпугивал своим расхристанным видом клиентов.

Замыкали осадное каре две аккуратные пластмассовые кабинки, возле которых на низком складном стульчике сидела тетя Аня.

Она в прошлой жизни школьный библиотекарь, ее прежний облик складывается в памяти из запахов бумажной пыли, конторского клея и еще какого-то сладковатого аромата, сочившегося из распахнутой двери на втором этаже нашей школы, в левом торце коридора, рядом с учительской, перешагнул ты этот порог, наверное, классе только в четвертом, потому что лет до десяти книжек не читал вовсе, и она, в ту пору Анна Христофоровна, в ответ на твое признание тихо охнула, Обещая заняться твоим воспитанием, и выдала для начала огненно-рыжий том Майн Рида… Я хорошо могу себе представить, что за чувства ты испытал, когда, нанявшись в уличный кабак, вдруг заметил ее, сидящую на раскладном стульчике возле двух пластмассовых кабинок: ей теперь далеко за шестьдесят, но у нее по-прежнему тонко вычерченное, интеллигентное лицо, умные серые глаза и отдающие в желтизну седые волосы, взъерошенную ветром прядку которых она то и дело плавным жестом руки заправляет под платок.