Светлана Бестужева-Лада - Одинокая волчица

Я как-то попробовала пошутить и сравнила Павла с бессловесным Геной — героем фильма «Блондинка за углом», который именно так ухаживал за интеллектуалкой Региной, но моя шутка успеха не имела. Павел пропустил её мимо ушей — как, впрочем, большинство моих высказываний на отвлеченные темы, — а Андрей весьма ощутимо ткнул меня локтем в бок и сказал, что самым обаятельным собеседником всех времен и народов был — по утверждению следователей — небезызвестный Чикатилло. Я и заткнулась.

Когда, наконец, Павел нас познакомил, мне довольно быстро стала ясно, что Людмила не просто сдалась на милость победителя, поняв, что других вариантов пока не имелось, а потому, что за Павлом она буквально находилась за каменной стеной. Ответной страстью она не воспылала, но относилась к своему молчаливому поклоннику с большой теплотой и неподдельной заботой. Возможно, именно такие отношения и должны лежать в основе прочного и долгосрочного союза. Возможно. Тем не менее, я долго ломала голову, пытаясь понять, что именно могло вызвать такую африканскую страсть у Павла. Красавицей Людмилу назвать было нельзя, хотя нельзя было и отказать в каком-то невероятном обаянии. С точки зрения модных журналов и женщин — белобрысое пустое место. С точки зрения наблюдательного человека — воплощенная женственность.

Сказать, что мы с Людмилой стали закадычными подругами, я бы поостереглась: слишком уж мы были разными. Но — возможно, по той же самой причине, — нас ничего друг от друга не отталкивало. Хотя могло бы. Людмила, Мила, Милочка — Женщина с большой буквы, для которой альфой и омегой существования является единство формы и содержания. Начать день непричесанной и в халате для неё так же неприемлемо, как для большинства из нас — выйти из дома в одном исподнем. Встречаются, конечно, оригиналы, но редко. Людмила никогда и ничего не забывала, все делала во время или даже с опережением. Я же принципиально умываюсь только после завтрака, а персонажи своих произведений (хоть переводных, хоть оригинальных) воспринимаю как вполне реальных людей. В ущерб как раз реальным людям, с которыми у меня из-за этого сплошь и рядом возникают всевозможные недоразумения. Ну, и так далее.

Защитив диссертацию на звание кандидата исторических наук, Людмила как-то исхитрилась стать и остаться идеальной хозяйкой — ситуация лично мне недоступная. А вот почему при стольких достоинствах она до встречи с Павлом никак не могла наладить личную жизнь, было ясно, как божий день. Не любят мужчины незаурядных женщин — и все тут. То есть теоретически, безусловно, любят, более того, настаивают, чтобы их избранница непременно была умна, ну в крайнем случае — красива. На практике же все оборачивается… ну, сами знаете.

Тем не менее, Павел оказался приятным исключением из правил и влюбился в умную женщину. Более того — собирался на ней жениться. Справедливости ради стоит сказать, что Людмила не раздражала окружающих демонстрацией своего интеллекта, а уж с Павлом тем более старалась умных разговоров по возможности избегать. Тем эффектнее была её победа: когда мне приходилось видеть их вместе с Павлом, на ум невольно приходила песенка из какой-то постановки: «голубок и горлица никогда не ссорятся». Чего стоила манера Павла брать Милочку за руку при каждом удобном случае! Как трогательно терлась Милочка своей белокурой головкой о сильное плечо своего рыцаря! А уж если они думали, что их никто не видит и целовались — это вообще было что-то запредельное. Пастораль.

Что ж, возможно, они действительно составили идеальную пару: молчаливый, не склонный к эмоциям подполковник ФСБ и романтичная, несколько даже экзальтированная кандидат наук, автор изящных исторических миниатюр, любительница декламировать стихи Цветаевой и Ахматовой. Иногда коня и трепетную лань очень даже можно впрячь в одну телегу. Но уж слишком серьезно Павел относился к своей Милочке, вот в чем беда. Юмор там и не ночевал, а без юмора любая связь обречена не бесславный конец или тоскливое прозябание. Романтика — это сахар жизни, а юмор — её соль, без которой любое блюдо будет пресным. Правда, это сугубо моя личная точка зрения, а о моих гастрономических пристрастиях уже говорилось.

Но если честно, я ими просто любовалась, не без некоторой даже зависти, правда, белой. Милочка, по-видимому, нашла то самое женское счастье, за которым — как правило, тщетно, — гоняются тетки во всем мире. И выглядела абсолютно счастливой, да и была счастлива, не скрывая этого от окружающих.

— Ты хоть знаешь, куда завтра ехать? — вывел меня из раздумий голос Андрея, — В смысле дороги.

— Как куда? В Белые Столбы.

— Это я понял. А там?

— А там… А там на улицу… Шаумяна? Нет. Тер-Петросяна? Тоже нет. Победяна?

— Что ты несешь, лапушка? Откуда ты взяла эту фамилию?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Что-то на уровне ассоциаций. Подожди, где-то я рисовала план с Галкиных слов… Как идти с электрички, я прекрасно помню, а вот на машине туда приезжать не приходилось… Где же эта чертова бумажка? Выбросить я её не могла, это точно. А вот положить…

Положить что угодно я, в принципе, могу куда угодно, хотя сама от этого в первую очередь страдаю. Поверхностный обыск на письменном столе положительных результатов не дал, хотя все принципиально важные заметки я всегда держу именно там — возле компьютера. Пришлось заняться поисками вплотную, то есть по всей квартире, там, где можно было пристроить листок из блокнота: на книжных полках, подоконнике и даже на кухонном столе. Андрей с большим интересом наблюдал за моими действиями, но потом все-таки сжалился и взял с журнального столика книгу, которую я читала — точнее, пыталась читать, последние несколько дней.

— «Голливудский зоопарк», — прочел он вслух заглавие. — С каких пор ты стала интересоваться животным миром?

— Это — про любовь, — отозвалась я, продолжая свои безуспешные поиски.

— Среди слонов? Или — шимпанзе?

— Да ну тебя, — отмахнулась я. — Про ихних кинозвезд. А зачем тебе сейчас понадобилась книга? Самое время беседовать о литературе…

— Тут закладка, — проинформировал он меня. — А на ней что-то нарисовано. Ты, случайно, не это разыскиваешь?

Да, сыщик всегда остается сыщиком, даже если дело касается бытовых мелочей. Именно этот листок я и разыскивала.

— Точно! Видишь, это план, то есть я так рисовала дорогу от шоссе к даче. А тут написан адрес…

— Вижу. Если я не разучился читать, то тут черным по белому зафиксировано: улица Баграмяна. Откуда ты взяла последнее дикое название? Надо же придумать: Победян!

— Элементарно, — невозмутимо отпарировала я. — Война, маршал, победа. Я просто забыла фамилию, помнила только, что какая-то армянская.