Анна Литвиновы - Наш маленький Грааль

Но когда я услышала свою фамилию, спину не ссутулила. И в аудиторию вплыла королевой: походка от бедра, кожаный портфель нежно ласкает юбку из чистой шерсти, десятисантиметровые каблуки лихо цокают по паркету…

С удовольствием увидела: во главе комиссии восседает не противная тетка, как в прошлом году, а вполне элегантный – совсем не по-американски! – мужчина. Лет сорок пять, ухоженная бородка, и даже, кажется, ногти покрыты бесцветным лаком. Мы бы шикарно, абсолютно в одном стиле, смотрелись рядом. Известный профессор и талантливая ассистентка. Ура, со своим имиджем я, кажется, угадала!

И вопрос мужчина – он представился Николасом Бейли – тоже задал абсолютно человеческий, совсем не чета тем помоям, что выливала на меня прошлогодняя комиссия:

– Скажите, Masha, каковы ваши научные интересы?

Сказка. Когда вчера я тренировалась перед зеркалом «в уверенном виде» – именно на этот вопрос и отвечала. Следила за мимикой, подбирала наиболее емкие и выигрышные фразы…

Сегодня оставалось только повторить.

Я рассказала про свою диссертацию, про спецсеминары, что веду на нашей кафедре, прорисовала пунктиром, чем собираюсь заниматься в Америке…

Мой вдохновенный, минут на десять, монолог американцев явно впечатлил. Профессор – или кто он там – Бейли ласково кивал головой, прочие члены комиссии тоже слушали с интересом. Только секретарша, особа моих лет, облаченная в бесформенные джинсы и вся в мелких прыщиках, поглядывала сердито. До чего же приятно, когда тебе жители преуспевающих стран завидуют!

– Что ж, исчерпывающе, – похвалил господин Бейли, когда я наконец выдохлась. – Ваши научные изыскания, безусловно, будут очень интересны самому широкому кругу людей.

Его подчиненные верноподданнически закивали головами, а профессор задал новый вопрос:

– Напомните, с какими результатами вы сдали экзамены…

– GRE – 710, [11] Максимальный балл – 800, для поступления в американские вузы, как правило, требуется набрать не менее 650. TOEFL – 270, [12] Максимальный балл – 300. – отбарабанила я. И тонко улыбнулась: – Не максимальный, конечно, балл, но…

– В прошлом году ваши результаты были гораздо хуже, – вдруг подквакнула вредная секретарша.

И попала точно в молоко. Потому что профессор Бейли широко улыбнулся и похвалил:

– Большой прогресс, Маша. Проделали за этот год огромную работу. Вы молодец.

Я еле удержалась, чтоб не показать секретутке язык, и смущенно пролепетала, обращаясь к профессору:

– Спасибо.

– У меня все, – просиял ответной улыбкой он. И приказал подчиненным: – Спрашивайте вы.

В нашем институте на кафедре, если заведующий доволен, то и подчиненные молчат. Но американцы – не из таковских. Тут же зашевелились, зашуршали бумагами… И вопросы посыпались градом, особенно тетки старались:

– Вы живете в Москве?

– Да.

– С кем?

– С родителями и братом.

– Вы снимаете квартиру или это собственное жилье вашей семьи?

– Собственное.

– Сколько вам лет, Маша?

– Двадцать восемь.

– Скажите, вы собираетесь замуж?

– Собираюсь. Только не сейчас.

– А когда же?

– Лет в тридцать пять. Этот возраст мне кажется самым оптимальным.

– В таком случае вы вряд ли успеете родить детей. Вы их не хотите?

– Хочу. Но современная медицина позволяет рожать как минимум лет до пятидесяти.

– В Америке – да. Но не в России.

Ага. Пошли подколки.

Защищать Россию нельзя – я уже в прошлом году на этом погорела. А скажешь, что в Америке буду рожать, еще хуже. Подумают, что я к ним собираюсь не на учебу, а эмигрировать, они этого как огня боятся. Придется выкручиваться…

– Я не жалуюсь на здоровье и надеюсь родить без помощи врачей даже в сорок! В крайнем случае в Израиль поеду, там, говорят, медицина чудеса творит.

– Похвальная уверенность, однако… – кинулась в бой моя оппонентка. Но профессор Бейли ее остановил:

– Все, хватит, Синтия…

И обратился ко мне:

– Masha, спасибо за чрезвычайно приятную беседу. Разговор с вами заряжает оптимизмом и оставляет чрезвычайно благоприятное впечатление…

– Увидимся в Америке? – осмелилась пошутить я.

Члены комиссии шутку оценили, заулыбались. Улыбнулся и профессор – только не весело, а скорее виновато. И произнес:

– Боюсь, что нет, Masha.

– Нет?! – искренне опешила я.

Да как же так?! Я ведь вижу: я им очень понравилась! Всем!

– Нет, – твердо повторил он.

– Но почему? – Я, кажется, начала стремительно терять лицо.

– Я не обязан вам объяснять, но все-таки объясню, – произнес профессор. – Дело в том, что задача нашего фонда – помогать именно тем, для кого мы – последняя надежда. Кому сложно себя проявить в России. Кому в Москве негде жить и работать. А у вас, как мы поняли, все хорошо. Вы – кандидат наук, успешно преподаете, у вас собственное жилье, и вообще – вы красивая и уверенная в себе девушка…

– С дорогим маникюром, – злорадно вставила свои пять копеек зловредная секретарша.

Сказать, что я будто рухнула в пропасть, – не сказать ничего.

– Но вы же сами говорили, что тема моих научных исследований очень интересна! Самому широкому кругу людей!

– Да, – кивнул господин Бейли. – Однако вы вполне можете продолжить свои изыскания и здесь, в России. Вы великолепно владеете английским языком и в состоянии получать нужную вам информацию как в сети Интернет, так и в библиотеке иностранной литературы… Желаю вам, Маша, большой удачи.

Он встал, протянул мне руку, и я с трудом подавила желание впиться в его ухоженную кожу своими свежеотточенными ногтями.

Больше ловить было нечего.

И, уже не заботясь ни о какой королевской походке, я покинула аудиторию.

– Ну как? – ринулись ко мне прочие соискатели.

В скромных джинсах, без всяких дорогих еженедельников и портфелей. Неуверенные в себе, дрожащие, неухоженные… Именно таким, как оказалось, американцы и помогают. А уверенным в себе и состоявшимся – шиш.

– Завернули, – коротко ответила я.

– Как?.. – общим хором выдохнула толпа.

– Раз уж такую – и то не взяли… – услышала я потерянный девчачий голос.

Я еле удержалась, чтоб не ответить:

– А тебя, селедка драная, как раз и возьмут.

Что ж. Не зря я сомневалась в волшебных качествах дедовой чаши.

Мне она решительно не помогла.

«Засранцы». «Тупые осьминоги». «Высокоумные ублюдки». «Двуногие гамадрилы». И даже – «американские твари».

Ася прежде никогда не слышала, чтобы ее сестра, кандидат филологических наук и поборница чистоты русского языка, употребляла подобные выражения. Зато Никитка – он, разумеется, присутствовал вместе с ними в кухне, за компанию мусолил печенье – вслушивался в тетин монолог с неприкрытым интересом. И, похоже, мотал незнакомые словечки на ус. Еще выдаст через пару месяцев в адрес папы: «Высокоумный ты гамадрил!» Вот будет шоу!