Александр Чернов - И ты, Брут...

Мое появление в зале в обличии монстра, как и следовало ожидать, произвело на девиц неизгладимое впечатление. Они были ошарашены и озадаченно взглянули на Серегу.

— Это не бомж, — сказал он со смехом, подталкивая меня к дивану. — Это мой приятель Игорь Гладышев. Он борец и сегодня на тренировке ему нанесли небольшие увечья. Но не пройдет и недели, как он снова превратится в прекрасного юношу. Такие метаморфозы случаются с ним довольно часто.

Кивком я поблагодарил приятеля за находчивость и поклонился дамам. Они стали понемногу привыкать к моему виду, и уже смотрели на меня, не могу сказать с симпатией, но уж с меньшим омерзением это точно. Глаз, во всяком случае, не отводили.

— Это Нина, — представил Серега девицу с "растянутым" лицом. — А это ее сестра Лена, — плавный жест оперного певца на сцене в сторону "бугристой".

Признаться, я уже и так догадался, что девицы сестры. Было в их лицах неуловимое сходство.

Рыков между тем разыгрывал из себя гостеприимного хозяина.

— Прошу к столу! — изрек он тоном мажордома, приглашающего господ к вечерней трапезе. — Отведать, так сказать, то, что осталось.

— Я сыта, — возвестила Нина и "резиновая маска" на ее лице шевельнулась. — Но сяду с вами, чтобы поддержать компанию.

— А я, пожалуй, выпью еще шампанского и съем кусочек торта, — вторила ей тихим грудным голосом Лена, следом за сестрой вставая с дивана.

Конечно, как и следовало ожидать, "бугристая" досталась мне, что Серега недвусмысленно дал понять, обособившись с "хорошей фигурой" на другом конце стола, уставленным тарелками с остававшимися в них на донышках закусками, которые Рыков, надо полагать, приобрел в каком-нибудь кафе, ибо таких блюд ему ни за что в жизни самому не приготовить.

Я наполнил рюмку водкой и предложил тост в честь виновника торжества:

— Желаю тебе, Серега, счастья, здоровья, удачи, денег, ну новый хомут на шею ты уж и без моих пожеланий сам себе оденешь. В общем, за твое тридцатипятилетие, приятель!

— Мне, между прочим, тридцать шесть, — кокетливо сверкнув лысиной, признался Рыков. — Ты разве забыл, что я в классе был старше вас всех. Я в школу в восемь лет пошел.

Честно говоря, я и не помнил, а точнее, никогда и не знал о таком выдающимся факте из истории нашего класса.

— Правда? — сделал я вид, будто запамятовал. — А выглядишь на пару месяцев моложе!

Некоторая скованность, какую испытывает присоединившийся к уже спаянной компании человек, рассеялась во мне после третьей рюмки, и я разговорился. Я рассказал кое-что о себе и узнал нечто о девицах. Например, то, что у Нины свой магазинчик, живет она неподалеку от Сереги с дочкой в двухкомнатной квартире, хорошо шьет, готовит и любит бразильские сериалы. Лена напротив терпеть не может бразильских сериалов, но тоже умеет готовить, тоже живет в двухкомнатной квартире, но с мамой. Работает она в школе учителем физики в старших классах — однако со мной она говорила так, будто я учился в третьем.

— Ешьте! — приказывала она голосом старой мымры, пытаясь положить мне в тарелку фасоль, и когда я отказывался, сразу убирала салатницу со словами: — И правильно! Фасоль отрицательно действует на работу желчного пузыря. Может быть, хотите кусочек торта? — И если я снова отвечал отказом, тут же соглашалась, склонив голову: — И правильно! От сладкого полнеют. — Однако отрицательное влияние сладкого на фигуру не помешало ей съесть вместо обещанного одного, два куска торта и горсть шоколадных конфет. Хотя Лена с преувеличенным вниманием слушала болтовню Сереги и Нины и совсем не слушала мою, всеми силами стараясь показать, что я ее совсем не интересую, нутром я чувствовал, что очень, очень даже наоборот.

Конечно сейчас мне легко с юморком вспоминать о событиях того вечера у Рыкова, в то же время мне было не до смеха. Меня терзали противоречивые чувства; на душе лежал тяжелый камень; в голову, как я не гнал их, настойчиво лезли черные мысли. Я мало ел и много пил, стараясь заглушить алкоголем укоры совести, страх за будущее, и чего там греха таить, страх перед возможностью увидеть небо в клетку. Серега наоборот много ел и почти ничего не пил. Я человек прямой, а потому без околичностей указал Рыкову на его промахи.

— Нет-нет, Серега! — проговорил я, плохо попадая вилкой в половинку соленого огурца, лежащего у меня под носом на тарелочке. — Ты должен выпить и обязательно со мной, не то я обижусь!

Снисходительно посмеиваясь над моей глупой настойчивостью, Рыков заявил:

— Не приставай, Игорь, ты же знаешь, мне завтра за руль садиться, шефа на работу везти, а он в два счета лишит меня места, если учует запах перегара. Да и других дел полно.

— Это какие же у тебя дела? — заявляя свои права на Серегу, ревниво поинтересовалась Нина.

— Да так, — небрежно произнес Рыков. — Хочу сгонять на дачу. Давно там не был. Шеф отпускает на пару часиков.

— Ну вот, — надула губки Нина, отчего опущенные уголки ее рта опустились еще ниже. — Обещал мне дачу показать, а сам без меня уезжаешь!

— Ладно, Ниночка, не злись! — Серега похлопал женщину по спине, как наездник хлопает по спине не в меру ретивую лошадку. — Выберем время и обязательно съездим на целый день. Тебе там понравится, обязательно понравится, ты увидишь.

Я бы тоже с удовольствием съездил к Рыкову на дачу подальше от всех проблем, свалившихся на мою голову. Повалялся бы с недельку в полном одиночестве на живописном берегу озера, близ которого расположен загородный домик. Я ездил на дачу пару раз с Серегой на шашлыки, и мне там очень нравилось. Увы, работа… И проблемы, мои проблемы, которые нужно решать. И тут в пьяном угаре я принял решение завтра же с утра отправиться в милицию и все рассказать, а там будь что будет. В конце концов, я честный человек и должен им оставаться. Никогда Игорь Гладышев не был трусом, — убеждал я себя. — Героем — да, подлецом и трусом — нет! — Отвечая своим мыслям, я даже стукнул кулаком по столу, чем вызвал косой, полный осуждения взгляд Лены в свою сторону. И когда я принял окончательное решение, мне стало легко и свободно, будто сдавливающие мою грудь тиски вдруг ослабли. Я заметно повеселел, и как только Рыков включил свою замечательную аппаратуру, первым вскочил с места и потащил на середину комнаты Лену. Мы задвигались в медленном танце, ее руки обвивали мою шею, мои — ее талию, и до того мне, черт возьми, приятно и покойно было находиться вблизи этого большого "рельефного" тела, ощущать исходившее от него тепло, что я не удержался от переполнявших меня чувств и принялся нашептывать слова любви на ухо Лены. Она слушала меня с терпеливым вниманием, с каким, очевидно, привыкла выслушивать ответы учеников, одобрительно кивала и вежливо улыбалась.