Александр Чернов - Я - Джек Потрошитель?

Двадцать пятого марта ближе к вечеру я лежал на диване, что стоит в лоджии нашей квартиры, и читал "Крестного отца" Марио Пьюзо. Мать в который уже раз крикнула из кухни:

— Дима, если ты сейчас же не пойдешь в магазин — останемся без хлеба!

Я с сожалением отложил увлекательную книгу и выглянул в окно.

Второй год подряд капризный март часто менял подруг, и зима, весна и осень, ежедневно сменяя друг друга, занимали господствующее место в природе, но в итоге все это хозяйство заливал несносный дождь, и иногда по ночам под его бешено хлещущие тугие струи становилось страшно от мысли, что где-то в горах прорвет плотину, и на наш город обрушится водяной вал… Но вот уже второй день как установилась ясная, по-летнему солнечная погода и народ сновал по улицам разодетый в плащи, куртки, костюмы, самые же нетерпеливые пижонили в свитерах. Я не относился к последней категории молодых людей, поэтому поверх рубашки надел осеннюю куртку, вышел в подъезд и спустился по лестнице.

До магазина — рукой подать, каких-то двести метров, даже сигаретой не успеешь насладиться. Я прикурил "Стюардессу", обошел соседний дом, пересек дорогу и бросил в урну, сгоревшую лишь на одну треть сигарету… Хлеб в булочной достался свежей выпечки, хрустящий, обжигающий пальцы.

Возвращаясь той же дорогой, я заметил впереди Казанцеву Лену — свою соседку по подъезду. Под ручку с незнакомой девушкой она скрылась в нашем подъезде. Я прибавил шагу и нагнал молодых женщин в тот момент, когда они уже миновали площадку второго этажа, где жил я, и поднимались выше.

Обе высокие, почти одного со мной роста. На Лене черный кожаный плащ, который она совсем недавно привезла из поездки за границу, ее попутчица — в не менее эффектном плаще, но красном.

Лена — женщина гордая, никогда не оглянется, даже если заметит вас, никогда не заговорит первой.

Положив на перила руку, я замедлил движение, будто и не бежал, и запрокинул голову.

— Привет! — улыбнулся я.

Лицо Лены типа "восточной красавицы" улыбнулось в ответ:

— Здравствуй!

Я перемахнул оставшиеся ступеньки и остановился напротив женщин.

Лена повернулась ко мне, все так же лучезарно улыбаясь:

— Давно тебя не видела, Дима… Как поживаешь?

— Отлично! А ты?

Повернулась и спутница Казанцевой, — вот тут то я и обомлел… Как это ни банально, но это была она: та единственная и неповторимая, которую я мечтал встретить все свои двадцать три года. При тонкой талии — тремя пальцами переломить можно — великолепная грудь, которой, я уверен, никогда не потребуются дополнительные приспособления для поддержки; волшебный профиль принцессы из какой-нибудь мультяшки; устрашающе огромный разрез синих глаз, а самое главное — метровой длины пышные волосы цвета "восходящего солнца". На фоне девчонки Лена выглядела бледным размытым пятном, хотя кого-кого, а уж Казанцеву крокодилом никак не назовешь. Ног девушки я не видел, постеснялся взглянуть туда, откуда из-под распахнутого плаща соблазнительно поблескивали колготки, но, думаю, нижняя половина ее тела должна была соответствовать верхней.

Сердце мячиком запрыгало в груди, норовя вырваться и заскакать вокруг пленившей меня незнакомки… Я молчал. Молчал, как обыкновенный смертный, взгляду которого неожиданно предстало божество. Очевидно, вид у меня был не вполне нормальный: девушка, прекрасно сознающая свою красоту и то впечатление, что она произвела на меня, снисходительно улыбнулась, а Лена расхохоталась, обнажив, словно только что отполированные зубы.

— Как!? — спросила она, склонив голову набок. — Хороша подружка?

Я опустил глаза и постучал носком туфли о ступеньку лестницы.

— Очень…

— Ну что ж, — сказала Казанцева, подумав. — Заходи через полчасика, составишь нам компанию.

Я сказал, что приду непременно.

Девушки упорхнули. Под длинным плащом незнакомки я успел заметить мелькнувшую идеальной формы маленькую стопу, обутую в красную туфельку.

Облачко счастья приподняло меня и внесло в квартиру.

— Маман! — заорал я с порога. — Где мой новый свитер?

Мать начинала гладить белье и от неожиданности чуть не выронила утюг.

— Зачем он тебе? — оборотила она к дверям лицо добропорядочной пенсионерки, первый год состоящей на заслуженном отдыхе.

— В гости иду.

Мать поморщилась:

— Опять к этой фифочке с пятого этажа?

Я давно уже считал себя состоявшейся личностью и потому любое посягательство на свою свободу со стороны родителей воспринимал в штыки.

— А если и к ней, что из этого? — спросил я тоном единственного, да и то неблагополучного, ребенка.

Мать вскипела, выпустив из-под утюга облачко пара:

— Совести у тебя нет, встречаешься с женщиной, которая в два раза старше тебя.

В ответ я фыркнул:

— Ну, мать, это ты уж загнула! Всего лишь пять лет разницы, — я отнес на кухню хлеб и возвратился в комнату, обставленную в соответствии с достатком рядовой семьи. — И чем она тебе не угодила? Лена — заместитель директора научно-исследовательского института… и вообще: умная, интеллигентная и вполне порядочная женщина.

— Стерва она порядочная, — мать на секунду перестала гладить. — Помяни мое слово, эта Цирцея женит тебя на себе.

Я рассмеялся:

— Никогда! Лена — типаж женщины, неспособной размениваться на стирку рубашек, носков, а уж тем более пеленок. У нее цельная натура человека, который стремиться к верху благополучия, и считает главным в своей жизни — прочное место и всеобщее поклонение, — я притворно вздохнул: — Нет, не быть мне мужем новоявленной Цирцеи… Так где мой новый свитер?

Мать махнула на меня рукой, как на обреченного.

— В твоей комнате в шкафу на антресолях.

Я зашел в ванную, вымылся до блеска, тщательно выбрился, потом в коридоре перед зеркалом стал сушить феном волосы.

Я вообще-то парень ничего себе, не урод. Женщины, правда, на улице не оглядываются. Но при встрече и не отворачиваются тоже. Глаза карие, нос с горбинкой, подбородок твердый, драчливый. Фигура тоже нормальная. Конечно, до Аполлона далековато, — но качаюсь помаленьку.

Мать все еще ворчала:

— Постригся бы. Перед людьми стыдно… Ты же не артист…

— Тем не менее, творческая личность, — парировал я. — Художники, писатели, ученые и прочие неординарные члены нашего общества — все носят длинные волосы.

— Ну, не все, предположим, — догладив белую сорочку, мать повесила ее на спинку стула, я тут же подхватил рубашку и надел.

— Маман, не будем мелочиться, — сказал я, продолжая прерванный разговор, и с трудом пропихнул в петлю пуговицу манжета. — Выдающиеся личности всегда отличались эксцентричностью.