Александр Чернов - Я - Джек Потрошитель?

— Мы завтра увидимся? — спросил я, целуя руку Тани.

— Зачем нам встречаться завтра, если мы можем не расставаться сегодня?

Губа застыла.

— Ты серьезно? — я ей не поверил.

В глазах Тани плясали озорные искорки.

— Вполне. Сегодня Ленке я тебя не отдам. Пусть позлится… Ты покури пока. Я поднимусь первой, потом ты.

К чему такая конспирация?

— Если соседи увидят, как я вхожу с тобой в квартиру, подумают, что я привела на ночь мужчину. А если увидят, что ты пришел позже, решат, что это сантехник.

Я подхватил:

— А если увидят, что кто-то лезет в окно, подумают, что прибыл пожарник или кот Васька прогуливается по подоконнику?.. Логике ваших соседей мог бы позавидовать сам Аристотель.

Таня негромко рассмеялась:

— Я пошла, — и исчезла в подъезде.

— Квартира какая? — вдруг вспомнил я.

Сверху раздался шепот:

— Второй этаж, дверь слева.

На прыгающих ногах я честно в течение десяти минут отстоял вахту и, замирая от восторга, поскакал по ступенькам. Как и обещала Таня, дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Я ступил в прихожую с тремя дверьми: налево в — гостиную, направо — в спальню, прямо — в длинный коридор. На матовых стеклах — примитивные изображения комнат. Бра тускло освещало трюмо с безделушками. Попал, кажется, туда: на вешалке висел плащ Тани. Я захлопнул дверь, на два оборота повернул ключ, предусмотрительно вставленный хозяйкой в замочную скважину, и заглянул в спальню, — кровати заправлены и никого нет. Косой прямоугольник света, падающего из прихожей, высвечивал в гостиной часть ковра и ножку стола. Я направился туда, за что-то зацепился, на что-то налетел и чертыхнулся.

— Тише ты медведь! — раздался за спиной сухой смешок. — Сюда иди.

Я оглянулся: в углу, сквозь плотную ткань портьеры светился еще один дверной проем. Отдернув занавеску, вошел. Обидно, что у меня не было с собой фотоаппарата, снимок вышел бы отличный. Таня сидела в большом кресле, поджав ноги, и с деланным вниманием изучала журнал. Десять минут не прошли даром для внешности очаровательной принцессы. Не знаю, что именно она сделала со своим лицом, но оно стало еще обворожительнее. Волосы, которыми вдоволь натешился ветер, Таня снова привела в порядок и успела сменить черное платье на короткий халатик.

Я — против любви по заказу, предпочитаю спонтанные действия, поэтому сейчас при свете люстры в триста ватт, когда обнажились мои истинные намерения и стало ясно, для чего я пришел, я почувствовал себя неуютно.

Таня оторвала от журнала наивные глаза:

— В Багдаде все спокойно?

Я плюхнулся в соседнее кресло и пошутил:

— Если не считать настройщика роялей, который спускался с третьего этажа, в подъезде ни души.

— Я рада, что могу не бояться за свое реноме… Есть хочешь?

— Нет.

— А выпить?

— Не откажусь.

— Я сейчас.

Таня вышла, а я окинул взглядом комнату. Уютно. Стены выклеены обоями мягко-зеленого цвета. У окна, изголовьем к нему, двуспальная кровать. Напротив меня — трюмо, уставленное косметикой: баночками, пузырьками, всевозможными дезодорантами и прочими образцами парфюмерии. У стены два платяных шкафа. Несколько книжных полок.

Хозяйка вкатила столик на колесиках. Принесла коньяк, рюмки, нарезанный дольками лимон, несколько кусочков батона и ветчину.

— Мне только капельку, — сказала она, глядя, как я щедрой рукой разливаю в рюмки коньяк, и шмыгнула носом. — Ужасно замерзла. А ты можешь снять свитер: у нас еще не отключили отопление.

Я последовал совету Тани, скинул свитер и бросил его на кровать, застеленную коричневым пледом с желтыми тиграми.

— Замечательный вечер, — сказал я, проглатывая первую рюмку.

Таня, наконец, собралась с духом, состроила гримасу и сделала глоток из рюмки.

— Фу, какая гадость… Так чем же примечателен вечер?

— Тем, что встретил тебя.

Таня не удержалась от смеха:

— Так я и подумала. Сейчас начнет подъезжать с пошлыми комплиментами.

Подумала она правильно. Я покраснел. Мне не очень нравится, когда меня дразнит девушка, да еще таким ужасным глухим голосом мальчика в период мутации.

— Если ты не перестанешь прикалывать меня и дальше, — сказал я мягко, но в то же время так, чтобы она поняла, что задела меня за живое, — то я не смогу сказать больше не только комплимента, но и вообще хоть что-то.

— Не сердись. Я больше не буду. Мне очень не хочется оставаться в этот о-со-бен-ный вечер без единого комплимента.

Таня была слегка пьяна, и как мне показалось, вполне созрела для любви. Я выпил вторую рюмку. Вытер губы и полез целоваться. Но к моему огорчению, девушка не бросилась ко мне на шею, даже не пошевелилась.

— Любишь закусывать сладким? — губы ее были, как две ледышки.

Я выдавил улыбку соблазнителя и стон:

— Да!..

Неожиданно громко в прихожей зазвонил телефон.

— Извини! — Таня выскочила из моих объятий и, словно бесплотный дух растворилась в темноте гостиной. Сквозь неплотно прикрытые двери в прихожую до меня стали доноситься обрывки фраз различной окраски и тональности.

Вначале Таня удивилась: "Привет!.." После паузы пробормотала: "Ничего не случилось…" Ее странный голос вдруг протрещал, как сухая ветка дерева: "Мне жаль, что так вышло, но я тебе ничего не обещала". Хмуро девушка проговорила: "Снова выпил?.. Ну вот, значит, вечер у тебя не прошел впустую", но тут же ужаснулась: " Прийти ко мне сейчас?! Ты рехнулся! — Я не хочу тебя видеть!" После очередной паузы Таня решительно изрекла: "Нет-нет, не заявляйся! Время позднее, и я ложусь спать". Но на том конце провода не отставали, и Таня рассердилась: "Дома ты меня не застанешь. Я ухожу к подруге!" В конце концов, она проревела: "Да одна я, одна! Но устала, и спать хочу! Все, до свидания!"

По односторонней части беседы, я сделал вывод, что разговор у Тани происходил отнюдь не с родственником. Конечно, глупо предполагать, будто Таня до двадцати лет дала обед девственности и в сегодняшнюю ночь должна получить меня в качестве подарка, но все равно — враз улетучилось очарования сегодняшнего вечера, и мне страшно захотелось домой. Я влил в себя очередную дозу спиртного и стал жевать дольку лимона, чей кислый сок вполне соответствовал моему настроению и выражению лица.

Таня сразу заметила перемену в расположении духа гостя и с порога шутливо продекламировала:

— Гирей сидел, потупя взор;

Янтарь в устах его дымился;

Безмолвно раболепный двор

Вкруг хана грозного теснился.

Все было тихо во дворце;

Благоговея, все читали

Приметы гнева и печали

На сумрачном его челе.

Девушка присела передо мной на корточки, положила руки на мои колени и заглянула мне в глаза. Потом внедрила взгляд дальше, в душу.

— Все слышал, да?