Матвей Медведев - В поисках истины

— Девушке было нанесено ранение в голову каким-то тяжелым предметом. Состояние ее было довольно угрожающим. Сотрясение мозга, трещины черепа. Но мы приняли меры. Сделали все, что в наших силах. Сейчас непосредственная опасность миновала. Пострадавшую удалось даже допросить.

— Как все это произошло? — обратился Гусев к следователю.

— Сама Эльфрида плохо помнит. Она шла в деревню на танцы, когда на нее напали сзади. Это случилось возле старой мельницы. Вам, конечно, известно это место?

— Да, известно, — подтвердил Гусев.

— Каким образом Эльфрида очутилась на мельнице?

— Видимо, когда девушка потеряла сознание, упала, преступник, думая, что она мертва, втащил ее туда.

— Какова, по-вашему, цель нападения?

— Грабеж исключается. Все вещи Эльфриды Лоди остались целы. Да и какие могут быть у девушки, шедшей на танцы, вещи? Попытка изнасилования? Нет, и эта версия отпадает. Платье, белье пострадавшей — в полном порядке. Никаких следов насилия на теле нет.

— Кто первый обнаружил потерпевшую на мельнице?

— Тракторист Андрей Кожухов.

— Вы его допрашивали?

— Да. Он сообщил, что шел мимо мельницы, услышал стоны и, зайдя в нее, обнаружил на полу Эльфриду Лоди. Голова ее была разбита, лицо залито кровью.

— Как очутился Кожухов в столь позднее время около мельницы? Чем он это объясняет? Кстати, вы его отпустили?

— Нет, он задержан. Объяснений, почему оказался возле мельницы, не дал. Вы с ним будете разговаривать?

— Обязательно. Но сперва я хотел бы повидать Эльфриду Лоди. К ней можно?

— Она очень слаба, но вам, товарищ лейтенант, я разрешу навестить ее, — сказал главный врач. — Сестра, дайте начальнику заставы халат. Пойдемте!

Он привел Гусева в палату. Эльфрида неподвижно лежала на койке. Голова ее была забинтована. Гусев знал Эльфриду такой, какой она была всегда, — веселой, оживленной, и ему стало не по себе оттого, что сейчас он видел ее беспомощной, страдающей. Наверное, ей было больно, очень больно.

— Она в сознании? — спросил он, глядя на Эльфриду.

— Да. Только ей нельзя много разговаривать, делать резких движений. Ну, и не волноваться, понятно.

Гусев подошел вплотную к койке. Ему показалось, что шпоры его звенят слишком громко.

— Эльфрида, — произнес он. — Вы слышите меня, Эльфрида?

Она открыла глаза. Увидела Гусева, и руки ее, лежавшие поверх одеяла, слегка вздрогнули.

— Эльфрида, всего один вопрос. Вы в состоянии мне ответить? Это был Виктор? Ваш двоюродный брат Виктор Лоди?

Она отрицательно покачала головой: нет, не Виктор!

— Тогда кто же? Неужели Андрейка? Или кто-нибудь из других парней?

Эльфрида не ответила. Она закрыла глаза. Ей опять стало плохо. Она снова потеряла сознание. Наверное, от волнения. Ведь ей нельзя было волноваться. Гусев поспешил выйти из палаты.

— Да, это был не Виктор Лоди, — произнес он вслух, и в тоне его голоса чувствовалось убеждение. — На этот раз Эльфрида не солгала.

Да, Эльфрида сказала правду. Она плохо помнила подробности этого злополучного вечера: ранение, которое она получила, стерло из памяти некоторые подробности. Она помнила только, что собиралась, как всегда, на танцы. На ней было новое розовое платье. В волосах — голубая лента. Внезапно в дом постучали.

Эльфрида подумала, что это вернулся Виктор. Или, может быть, пришел Андрейка, с которым она так скверно поступила, обозвав его трусом? Но это был не Виктор и не Андрейка.

Вошел незнакомый человек. Немолодой. С толстым, отечным лицом. Он окинул Эльфриду взглядом и спросил:

— Одна?

— Да, — ответила она, почему-то совсем не ощущая страха.

— Такая девушка — и одна? Ни мужа, ни просто дружка? Впрочем, скоро ты перестанешь находиться в одиночестве. Там, куда ты собираешься, тебя оценят по заслугам.

Только теперь Эльфрида ощутила страх. Противный, омерзительный страх, от которого все тело покрылось липкой испариной.

— Кто вы такой? Что вам надо?

— А разве я что-либо неправильно сказал? Ведь ты же хочешь бежать отсюда? Из этой страны. Видишь, я все знаю!

— Вы что же, пришли уговаривать меня?

— Нет, просто помочь. Ну, как мы с тобой договоримся? Когда прийти за тобой?

Она уклонилась от ответа. Только промолвила сухо:

— Вот что, мне некогда. Ступайте себе. Мне надо идти.

Они вышли во двор.

— Так когда мне все-таки прийти? Я жду ответа.

— И не дождетесь, — сказала Эльфрида, выходя за ворота и ругая себя за то, что до сих пор не завела собаку, верного четвероногого друга. Жить одной на хуторе и не иметь собаки — это довольно смело.

— Ты, кажется, начала петь по-другому? — спросил мужчина.

Эльфрида остановилась.

— Если ты сейчас же не удалишься, — произнесла она, с отвращением глядя на незнакомца, — я не пойду на танцы, а отправлюсь на заставу, к пограничникам. Пусть проверят тебя, что ты за птица.

Он поглядел на нее сверху вниз и сказал злобно:

— Тварь! Я так и думал, что ты именно такая...

Повернулся и зашагал по дороге. А Эльфрида пошла на танцы. Но до деревни не дошла. Около старой мельницы услышала шорох в кустах. Не успела оглянуться — как на нее обрушился сильный удар. Что было потом, Эльфрида не помнила — очнулась уже в больничной палате.

Обо всем этом она рассказала Гусеву после того, как немного пришла в себя. Это случилось на пятый день ее пребывания в больнице. Она уже чувствовала себя лучше, только голова болела сильно. Главный врач, тот, который оперировал ее, сказал, что теперь у нее часто будут головные боли. Во всяком случае, первое время. Эльфрида испугалась — ну кому она будет нужна такая?

Но, оказывается, она была нужна. Все тому же Андрейке. И даже в таком состоянии. Если б не Андрейка, может быть сейчас Эльфриды уже не было бы в живых. Это Андрейка услышал ее стон, когда проходил мимо старой мельницы, а потом нес на руках до ближайшей деревни, откуда она была доставлена на подводе в больницу.

Самому Андрейке эта история доставила немало неприятностей. Взять хотя бы то, что его заподозрили в покушении. Будто бы он напал на Эльфриду и ударил ее по голове. И будто бы сделал это из ревности, из мести. А ведь он оказался в ту ночь у старой мельницы лишь потому, что шел на пограничную заставу. Чтобы рассказать лейтенанту Гусеву о преступном замысле Эльфриды Лоди — бежать за границу.

Правда, сделать это не пришлось. Сама Эльфрида призналась во всем. И как впустила к себе Виктора, и как прятала его под полом, и как уговаривала Андрейку бежать вместе с ней.

Слезы текли по ее лицу, когда она рассказывала обо всем лейтенанту Гусеву. Она закрывала лицо руками, но слезы текли и текли, просачиваясь сквозь пальцы, падая на больничный халат.

— Что же теперь будет со мной? — спрашивала Эльфрида. — Я уже не буду больше работать на тракторе? Меня посадят в тюрьму? Вышлют?