Марина Серова - Похищение века

- Да говори же, не тяни!

- А по телефону можно?

- Ну ты даешь, старушка! - Он издал короткий смешок. - Если с тобой говорит офицер ФСБ, то кто же тогда тебя может подслушивать? Выкладывай.

- Нет, ты скажи: хорошо сидишь?

- Ну!!!

- Баранки гну. Я нашла вора, Серый.

- Глупая шутка.

- Я думала, он обрадуется, а он... Почему это - шутка? Говорю тебе: я нашла вора!

- Отлично. И когда можно взглянуть на плащ Радамеса?

- Я же не сказала, что нашла плащ, товарищ майор, я сказала - "вора". А уж плащ Радамеса мы должны найти вместе с тобой, Серый.

Так как майор, надеюсь, сидел у телефона удобно, я обстоятельно изложила ему все, что узнала с тех пор, как мы расстались несколько часов назад.

По своему обыкновению, он слушал меня бесстрастно, изредка прерывая уточняющими вопросами. Когда я закончила рассказ, в трубке несколько секунд стояла напряженная тишина, потом раздался ровный голос:

- Похоже на правду. Немного. Но никаких доказательств, старушка! Так, детский лепет... Брать его не за что.

- В том и дело. Брать его надо только с плащом в руках.

- Соображения по плащу есть?

- Кое-что. Думаю, вам надо проверить камеры хранения.

Серый негромко чертыхнулся. Понятно, что такая перспектива не могла вызвать у него энтузиазма.

- А что делать, майор? Больше ничего не приходит в голову. Смотри сам. Домой Лебедев явился пустой, так? Близких друзей у него вроде бы нет, подружки тем более отпадают - такую вещь он никому не доверил бы, слишком опасно.

И ведь он должен был учитывать, что Мартинес может поднять большой шум, все компетентные органы встанут с ног на голову, всплывет его старая ссора со звездой, и первый, на кого падет подозрение, будет он, Лебедев. И уж конечно, его самого и все его связи проверят вдоль и поперек.

В театре он в тот вечер вообще не показывался.

Впрочем, театром я завтра займусь отдельно. Что остается? Камеры хранения. Не сейф же в банке он арендовал! И по времени все сходится: из "Астории" Лебедев выбрался в восемь без минут, домой вернулся перед девятью - как раз хватает, чтобы доехать до вокзала, пристроить "товар" и вернуться в общагу.

- Ладно, - проскрипела трубка, - сейчас "обрадую" свое начальство... Знаешь, что меня сильно смущает в этой истории, старушка? Мотив Лебедева. Слабоват!

- Месть - это, по-твоему, "слабовато"? Нет, Серега! Знаешь, я видела его, смотрела в глаза, даже говорила... Не знаю, как тебе это объяснить...

Словом, для такого парня месть может стать даже смыслом жизни. Такие люди не прощают другим своих поражений. А он всерьез считает, что неудача на том конкурсе сломала ему карьеру и что виноват в этой неудаче Мартинес!

- Да я не об этом, Татка. Готов допустить, что все это так, как ты говоришь. Но что это за месть такая - украсть у Мартинеса плащ Радамеса? Дальше-то что? На что он рассчитывал? Что собирался делать с плащом положить под половицу в своей конуре и время от времени любоваться, злорадно потирая руки? Или устроить "аутодафе" в мусорном бачке, представив, что сжигает на костре самого Мартинеса?..

- Не смейся, Серый. Черт его знает, чего он хотел! Я думаю, он не такой идиот, чтобы украсть плащ "насовсем". Наверное, в конце концов собирается его каким-то образом вернуть. Может быть, рассчитывал на скандал, он же знает, что это для испанца смерти подобно. Может, надеялся, что без своего талисмана Мартинес откажется петь Радамеса...

- Ох, Татка... "Может быть", "наверное", "черт его знает"... Черт-то, может, и знает, но знать обязаны мы с тобой! Положим, конечно, человечка я к Лебедеву сейчас приставлю, и на камеры хранения руководство мне, положим, даст "добро", но...

Что, если это тоже "пустышка", а? Как и Хосе-Кащинский? Что, если мы грохнем на твоего Лебедева кучу времени и казенных средств, а он в конце концов нам представит твердое алиби на время похищения? И назовет квартирку в том самом доме рядом с гостиницей, из которой он вышел вчера без пяти восемь вечера? Что тогда?

- Что тогда? Не знаю, майор. Для меня, например, никакого "тогда" быть не может. Я уверена, что это сделал Лебедев, а значит, должен быть способ его прищучить, и мы с тобой обязаны его найти. И еще я знаю: кто не рискует, тот.., не продвигается по службе!

- Спасибо, утешила. Ладно, старушка, спокойной тебе ночи. У меня-то ее, конечно, не предвидится. Пусть тебе приснится один из твоих вещих снов!

В трубке раздались короткие гудки, и я с сердцем бросила ее на рычаг. А злилась я потому, что майор был во многом прав.

Заразившись сомнениями Серого, я в дурном расположении духа проглотила бутерброд с колбасой и налила себе горячего чаю, чтобы запить им бутерброд с сыром. Но тут мне пришлось снова топать к телефону. Я услышала голос на другом конце провода - и мое сердце затрепетало от надежды...

- Таня, наконец-то вы взяли трубку! Целый час не могу до вас дозвониться, уже хотел отправляться на поиски...

Было бы неплохо, подумала я.

- Да, пришлось дать подробный отчет нашему другу майору.

- Как ваша идея, из-за которой вы даже не дослушали "Онегина" до конца?

- Идея получила полное подтверждение. И это нужно было сделать, пока "Евгений Онегин" находился в театре.

- Ах, вот оно что... Так вы нашли доказательства?!

- Ну, доказательствами их называть слишком громко, скорее - косвенные подтверждения.

Но я уверена, Мигель, что он - именно тот, кого мы ищем. Завтра постараюсь развить успех.

- О Господи! Кто бы мог подумать, что это...

Ладно, Таня, Бог с ним, с моим старым знакомым.

Меньше всего мне сейчас хочется думать о нем.

- А о чем вам хочется думать, Мигель?

- О вас, Таня. О нас...

- И что же вы думаете о нас?

- Таня, я хотел... О madre mia, не знаю, как сказать...

- Да-да?

- Я надеялся, что вы.., что мы...

- Что же, Мигель?

- Нет, Танечка, ничего! Я не должен был...

Простите меня! Спокойной ночи. Простите...

Он осторожно положил трубку, чувствуя себя, наверно, ужасно виноватым. Я швырнула свою еще яростнее, чем после разговора с Кедровьм.

Нет в жизни счастья!

Мигель опять струсил. Чай остыл.

Я злобно выплеснула "ослиную мочу" в раковину, чуть не разбив при этом чашку. И в растрепанных чувствах без чаю завалилась в постель, в полной уверенности, что от расстройства мне теперь полночи не сомкнуть глаз.

Через пять минут я уже спала. Хороша бы я была, если б "дядя" сказал мне, чего он хочет, а я согласилась бы!

Увы, вещий сон мне под четверг не приснился. По-моему, не приснилось вообще никакого.

Предыдущий денек выдался не то чтобы очень тяжелый (у меня случались и худшие), но какой-то хлопотливый. Поэтому я продрыхла без задних ног до половины десятого, не позаботившись получить от своего подсознания какую ни есть подсказку.

Девять тридцать для меня далеко не предел, и я бы, конечно, спала и дальше, если бы с вечера догадалась отключить телефон. Но когда я веду дело, да еще такое, где счет идет на дни и ночи, подобной роскоши я себе не позволяю.